И. С. Тургенев с его предельно реалистичным складом мышления создал незабываемые описания болезни и смерти своих героев, в которых глубокая жизненная правда сочетается с удивительной человечностью и лиризмом.
Вот несколько строчек из «Отцов и детей»:
«Базарову становилось хуже с каждым часом; болезнь приняла быстрый ход, что обыкновенно случается при хирургических отравах. Он еще не потерял памяти и понимал, что ему говорили; он еще боролся.
«Не хочу бредить, - шептал он, сжимая кулаки, - что за вздор!», и тут же говорил: «Ну, из восьми вычесть десять, сколько выйдет?».
Вашему вниманию представлен текст статьи «Медицинские темы в творчестве И.С. Тургенева» проф. Е.И. Лихтенштейна, опубликованного в журнале Клиническая медицина 1964 т 42 № 6-7
И далее следует исключительно достоверное описание трагичного финала, не оставляющее сомнений в природе заболевания героя романа и заставляющее одновременно содрогаться от сознания человеческого бессилия. «Умереть так, как умер Базаров, - писал Д.И. Писарев, - все равно, что сделать великий подвиг».
Какие же это, в самом деле, правдивые и проникновенные слова: сама трагическая болезнь доктора Базарова (заразившегося во время секционного исследования) и героическая смерть его, действительно, являются в изображении художника своеобразным подвижничеством!
Описание течения болезни Базарова, лишенное самых отдаленных элементов натурализма, выполнено настолько реалистично, что оно поразило даже такого маститого знатока психологии больного человека, каким был Н.Д. Стражеско.
А. П Чехов восхищался мастерством И.С. Тургенева, особенно близко принимал к сердцу трагедию Базарова (В. Я. Лакшин). Он имел счастливую возможность оценить правдивость описания болезни и смерти героя романа не только как писатель, но и как врач.
«Боже мой!» -восклицал Антон Павлович в письме к А.С.Суворину в 1983 году – Что за роскошь «Отцы и дети»! Просто хоть караул кричи! Болезнь Базарова сделана так сильно, что я ослабел, и было такое чувство, как будто я заразился от него».
Необходимо заметить, что прообразом Евгения Базарова послужил для И. С. Тургенева один его близкий знакомый, молодой провинциальный врач Дмитриев, с которым он часто встречался, делил свой досуг и личность которого сильно поразила писателя. «В этом замечательном человеке воплотилось, то едва народившееся, бродящее начало, которое потом получило название нигилизма» писал И.С. Тургенев в своей статье «По поводу «Отцов и детей».
А вот еще одно тургеневское описание.
«Я приблизился – и остолбенел от удивления. Передо мной лежало живое человеческое существо, но что это было такое. Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая - ни дать ни взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа губ почти не видать, только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос. У подбородка, на складке одеяла, движутся медленно перебирая пальцами, как палочками две крошечные руки тоже бронзового цвета.
Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, но страшное, необычайное. И тем страшнее кажется мне это лицо, что по нем, по металлическим его щекам, я вижу - силится... силится и не может расплыться улыбка».
«С самого того случая, - продолжала Лукерья, -- стала я сохнуть, чахнуть, чернота на меня нашла; трудна мне стало ходить, а там уже полно н ногами владеть, ни стоять, ни сидеть не могу; все бы лежала. И ни пить, ни есть не хочется: все хуже да хуже. Лекарям меня показывали и в больницу посылали. Однако облегчения мне никакого не вышло. И ни один лекарь даже сказать не мог, что за болезнь за такая».
В этом отрывке из рассказа «Живые мощи» дано настолько реалистичное описание туберкулеза надпочечников, что ему мог бы позавидовать даже опытный писатель- эндокринолог. И это не досужий вымысел писателя, не компиляция, сотканная из каких-либо популярных медицинских описаний аддисоновой болезни, которые, кстати, впервые появились в конце 50-х годов прошлого столетия и вряд ли могли быть известны И.С. Тургеневу. Впрочем в одном из своих писем к Л. Пичу (22/05.1874 году) писатель сообщает о рассказе» Живые мощи», что «все это истинное происшествие». Какой же удивительной наблюдательностью должен был обладать художник, чтобы воспроизвести такое классическое описание малоизвестной тогда болезни, описание потрясшее Жорж Занд, Г. Флобера, П.Мериме, Я. Полонского…. Харьковский ученый и большой эрудит, покойный профессор В.М. Коган- Ясный как-то говорил мне, что И.С. Тургенев настолько обстоятельно и достоверно впервые в мире описал все тончайшие нюансы аддисоновой болезни, что ее по законному праву следовало бы называть «болезнью Тургенева».
От наблюдательного взора писателя не ускользали самые тонкие, и едва заметные особенности течения разнообразных болезненных состояний, неизбежно развивающихся у героев художественных произведений И.С. Тургенева.
В одном из произведений писателя дано, например, такое описание тяжелой физической травмы.
«Мы нашли бедного Максима на земле. Человек мужиков стояло около него. Мы слезли с лошадей. Он почти не стонал, изредка раскрывал и расширял глаза, словно с удивлением глядел кругом и покусывал посиневшие губы.. Подбородок у него дрожал, волосы прилипли ко лбу, грудь поднималась неровно: он умирал. Легкая тень молодой липы тихонько скользила по его лицу».
В романе «Новь» приводится описание огнестрельного ранения Нежданова.
«Он лежал на спине с полузакрытыми недвижными глазами, с посинелым лицом, хрипел протяжно и туго, изредка всхлипывая и как бы давясь. Жизнь еще не покинула его. Соломин послал за доктором, хотя, конечно надежды не было никакой. На маленькую уже почерневшую бескровную рану Нежданова Татьяна положила большую губку с холодной водой, намочила его волосы тоже холодной водок с уксусом. Вдруг Нежданов перестал хрипеть и пошевельнулся.
- Приходит в память, -- прошептал Соломин.
Марианна стала на колени возле дивана... Нежданов взглянул на нее.. до того времени его глаза были недвижны, как у всех умирающих.
---- А я еще... жив, проговорил он чуть слышно... .
---Отходит, - шепнула Татьяна, стоявшая у двери, и стала креститься.
Всхлипывания стали реже, короче... Он еще искал взором Марианну... но какая-то грозная белесоватость уже заволакивала изнутри его глаза...
«Хорошо»... было его последним словом».
Все детали нарисованной здесь картины предельно точны и правдивы.
Разве можно без содрогания перечитывать удивительные строки из «Сна?»
«Он лежал на спине, склоняясь немного на бок, закинув левую руку за голову… правая была подвернута под его перегнутое тело. Вязкая тина всосала концы ног, обутых в высокие матросские сапоги; короткая синяя куртка, вся пропитанная морской солью не расстегнулась; красный шарф обхватывал тугим узлом его шею. Смуглое лицо, обращенное к небу, как будто посмеивалось, из-под вздернутой верхней губы виднелись чистые мелкие зубы; тусклые зрачки полузакрытых глаз едва отличались от потемневших белков; покрытые пузырьками пены, засоренные волосы рассыпались по земле и обнажали гладкий лоб с лиловатою чертою шрама; узкий нос вздымался резкой, беловатой чертой между впалыми щеками. Буря прошедшей ночи сделала свое дело».
С глубоким проникновением в душу больного человека дано описание болезни Якова Пасынкова. Этим описанием восторгался Г. А. 3ахарьин , на него ссылался Ф. Г. Яновский в одной из своих публичных клинических лекций, которые он читал в Киевском медицинском институте.
«Я вошел в комнату Пасынкова. Он не лежал, а сидел на своей постели , наклоняясь всем туловищем вперед, тихо разводил руками, и, улыбался и говорил голосом беззвучным и слабым как шелест тростника. Глаза его блуждали. Печальный свет ночника, поставленного на полу и загороженного книгою, лежал неподвижным пятном на потолке; лицо Пасынкова казалось еще бледнее в полумраке».
В совершенно ином аспекте описана болезнь в повести «Вешние воды». Любой внимательный читатель, даже не искушенный в тонкостях внутренней патологии легко может распознать сущность этого страдания настолько правдиво и доступно оно изображено.
«В комнате, куда он вбежал вслед за девушкой, на старомодном диване из конского волоса лежал, весь белый-белый с желтоватыми отливами, как воск или как древний мрамор,- мальчик лет четырнадцати…Глаза его были закрыты, тень от черных, густых голос падала пятном на словно окаменелый лоб, на недвижные тонкие брови; из-под посиневших губ виднелись стиснутые зубы. Казалось, он не дышал; одна рука опустилась на пол, другую он закинул за голову».
В ряде произведений И. С. Тургенева содержится целая галерея образов врачей середины прошлого столетия. Их быт, нелегкие условия труда нашли в творчестве писателя яркое отражение.
«Фельдшер купил на свои деньги шесть кроватей и пустился, благословясь, лечить народ божий. Кроме того, при больнице состояла два человека: подверженный сумасшествию резчик Павел и сухорукая баба Меликтриса, занимавшая должность кухарки. Они оба приготовляли лекарства, сушили, и настаивала травы; они же укрощали горячечных больных».
Нередко писатель касается в своих произведениях нравственных основ врачебной профессии
«…умер человек –не твоя вина, ты по правилам поступал. А то вот что еще мучительно бывает: видишь доверие к себе слепое, а сам чувствуешь, что не в состоянии помочь…».
Эти скупые, полные горечи слова затерянного в глуши бесправного «уездного лекаря» Трифона Ивановича поражают глубоким проникновением писателя в сущность профессионального труда врача, в переживаемые им нравственные коллизии.
Перед нами скромный врач-труженик, сознающий нередко свою беспомощность, обусловленную не только несовершенством медицинских знаний, но и полным безразличием окружающих здоровых и сытых вельмож, свысока относящихся к его благородным стремлениям и порывам. И рядом с этим извечная нужда, унизительная зависимость от подачек на содержание семьи.
«Больше двух целковых ожидать тоже нельзя, и то еще сумнительно, а разве холстом придется пользоваться да крупицами какими-нибудь».
« На другой день больной, в противность моим ожиданиям, не полегчало. Я подумал, подумал и вдруг решился остаться, хотя меня другие пациенты ожидали. А вы знаете, этим неглижировать нельзя: практика от этого страдает….».
«Через полчаса явился уездный лекарь, человек небольшого роста, худенький и черноволосый. Он прописал мне обычное потогонное, велел приставить горчичник, весьма ловко запустил к себе под обшлаг пятирублевую бумажку, причем, однако, сухо кашлял и глянул в сторону».
Практика, так называемая «частная практика», лишила врача той свободы совести, без которой писателю и не мыслилась благородная и гуманная по своей природе деятельность огромной армии Базаровых, создавших с величайшими трудностями земскую медицину в дореволюционной России.
Отзываясь с неизменной теплотой и любовью о своих героях-врачах, И.С. Тургенев наряду с этим умел пристальным взглядом писателя-реалиста разглядеть и другие стороны их труда и быта, которые он изобразил с налетом тонкой иронии и юмора. Рассказывая, например, о неожиданном развитии кровоизлияния в мозг у одной из своих героинь (во время званого обеда), писатель замечает: «Еще, говорят, уездный лекарь наш при этом отличился. Вскочил да кричит: «Доктора! Пошлите за доктором! Совсем потерялся». Впрочем, врачу, как и каждому человек, ничто человеческое не чуждо.
Незлобиво и мягко умеет И.С.Тургенев созерцать человеческую жизнь, отношения между людьми, ничего не скрывая ни от себя, ни от читателей, ни нивелируя реальной действительности, окружающей его героев.
А вот еще один эпизод, вошедший в народный юмор.
«Доктор приезжает к больному, а больной уже ad patres (отправился к праотцам): человек и не пускает доктора, говорит: теперь больше не надо.
Тот этого не ожидал, сконфузился и спрашивает: «Что, барин перед смертью икал?»
- «Икал-с».
- «И много икал?»
-«Много».
- «А, ну- это хорошо», - да и верть назад».
Невозможно без волнения перечитывать тургеневские строки, посвященные описанию смерти.
«Скончался Алексей Сергеич на восемьдесят восьмом году от рождения… и смерть его была довольно странная. Он еще поутру хорошо себя чувствовал, хотя уже совсем не покидал кресла. И вдруг он зовет жену: «Маланьюшка, подь-ка сюда», - «Что тебе, Алексис?» - «Помирать мне пора, голубушка, вот что!» - «Бог с Вами, Алексей Сергеич. Отчего так?». –«А вот отчего: перво-наперво, надо и честь знать, и еще: смотрю я себе давеча на ноги….чужие ноги—да и полно. На руки….и те чужие. Посмотрел на брюхо – и брюхо чужое. Значит: чужой век заедаю. Пошли-ка за попом; а пока уложи меня на постелюшку, - с которой я уже не встану»… Приподнятая рука упала бессильно на одеяло – и через несколько мгновений не стало Алексея Сергеича».
Еще одно описание:
«Старушка-помещица при мне умирала. Священник стал читать над ней отходную, да вдруг заметил, что больная-то действительно, отходит, и поскорее подал ей крест. Помещица с неудовольствием отодвинулась. «Куда спешишь, батюшка, - проговорила она коснеющим языком, - успеешь…». Она приложилась, засунула было руку под подушку и испустила последний вздох. Под подушкой лежал целковый: она хотела заплатить священнику за свою собственную отходную. Да, удивительно умирают русские люди».
Страшная трагедия матери, потерявшей сына, изображена в повести «Дым».
«Нам случалось однажды войти в избу крестьянки, только что потерявшей единственного, горячо любимого сына, и, к немалому нашему удивлению, найти ее совершенно спокойную, чуть не веселою». – «Не замайте, - сказал ее муж, от которого, вероятно , не скрылось это удивление, - она теперь закоснела».
«У бабы- вдовы умер ее единственный сын…Стоя посреди избы, перед столом, она не спеша, ровным движением правой руки(левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой…. Лицо бабы осунулось и потемнело: глаза покраснели и опухли…но она держалась истово и прямо, как в церкви….--- Вася мой помер, - тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они подсоленные…».
Это описание состояния «душевной окаменелости» и тяжелейшего общего угнетения В.М. Бехтерев считал непревзойденным образцом художественного воплощения того своеобразного психического состояния, которое получило впоследствии специальное научное объяснение.
Удивительные картины разнообразнейших иллюзорных впечатлений, галлюцинаций и фантастических сновидений даны в рассказах И.С. Тургенева «Призраки», «Собака» и др.
Лиричный, наблюдательный и вдумчивый художник обладал острейшей способностью замечать и улавливать то, что легко ускользало от внимания других. Это позволило ему создать единственный в своем роде шедевр литературной миниатюры, каким является «Последнее свидание»:
«Я едва узнал его. Боже! Что с ним сделал недуг! Желтый, высохший, с лысиной во всю голову, с узкой седой бородой, он сидел в одной, нарочно изрезанной рубахе. …он не мог сносить давление самого легкого платья. Порывисто протянул он мне страшно худую, словно обглоданную руку, усиленно прошептал несколько невнятных слов, - привет ли был, упрек ли—кто знает? Измождённая грудь заколыхалась – и на съеженные зрачки загоревшихся глаз скатились две скупые, страдальческие слезинки».
Это были слезы умиравшего Н.А. Некрасова. В июне 1877 г. И.С. Тургенев приехал из Парижа в Петербург и посетил больного писателя. То была их последняя встреча. Она и легла в основу этой миниатюры.
Медицинские темы, разумеется, занимают небольшое место, в литературном наследии выдающегося русского писателя. Но они на редкость ярко отражают величайший реализм, которым проникнуто все творчество И.С. Тургенева.
Использованы:
материалы статьи «Медицинские темы в творчестве И.С. Тургенева» проф. Е.И. Лихтенштейна, Клиническая медицина 1964 т 42 № 6-7.
Фото из свободного источника И.С. Тургенева.