Попытка характеристики литературных типов с точки зрения физиологии

В. В. Савич.

Вестник хирургии и пограничных областей 1927

«Три года» А. Чехов, Х том.

Оглавление:

Вопросы внутренней секреции сейчас привлекают все большее и большее внимание. В сущности модная ныне тема о конституциях сводится в значительной мере к той же проблеме. Таким образом, эндокриновый индекс является существенной частью нашего понимания характера. Отсюда у меня явилось желание попробовать подойти с физиологическим анализом и к характеристике того или иного типа, как он изображен авторами в художественных произведениях. Для этой цели рассказы А. П. Чехова представляют сущий клад: они кратки, анализ делается врачом, который художественно и выпукло подчеркивает то, что часто проглядывается в жизни. Мне казалось, что подобный подход должен дать много нового. А кроме того, мы и в жизни после подобной пробы можем лучше разбираться, у нас образуется известный навык. Как первую попытку этого рода, я постараюсь дать физиологический разбор рассказа А. П. Чехова „Три года".

Разбор Федора Лаптева.

Герой рассказа Алексей Федорович Лаптев, сын богатого купца, который сам пробился из низов. Нелегка была жизнь его отца среди постоянных унижений и оскорблений. Только деньги могли дать ему самостоятельность и независимость, и вся дикая энергия пошла на добывание злата. Ради этой цели все приносилось в жертву. Женился уже стариком 45 лет на очень молоденькой девушке, которая дала ему сперва дочь, а потом двух сыновей и рано умерла, живя вечно под гнетом и в страхе. Дочь еще была жизнерадостна, а сыновья родились уже тогда, когда силы молодой женщины были в корне подорваны, и они вышли хилыми и слабыми детьми. А весь распорядок дома забивал и последние проблески жизнерадостности среди вечного страха, наказаний, окриков.

Дело в том, что лавка отца не только торговое дело - это арена для проявления своей воли и своей власти. Сын говорил об отце: „он всю жизнь сидит у дела и любит его, потому что может начальствовать над приказчиками, издеваться над покупателями". Оттого то „ваш амбар не торговое учреждение, а застенок". И как всем тяжело жилось в этом застенке, где царила всецело воля хозяина! Часто нервы не выдерживали постоянного сдерживания, подавления самых обычных реакций, тогда происходил срыв нервной системы. И вот, вместо обыденного раболепия сами собой сжимаются кулаки, раздаются крики во всеуслышание о своих терзаниях и мучениях, грозно сыплются проклятия на голову хозяина. Но вспышка проходит, и опять воцаряется лицемерное раболепие и подобострастие. Опять тишина. И вот в эту тлетворную атмосферу попадают дети восьми лет! Побои щедро сыплются и на них. Ни о какой душевной близости речи быть не может: старик скрывал свои чувства, считая обнаруживание их неприличным. Матери же лишились рано. Играть тоже считалось неприличным, и детям строго запрещалось. Даже когда Лаптев попал в гимназию, он вечером должен был сидеть в лавке отца.

Разбор физиологии Алексея Федоровича Лаптева.

Таким образом, суровый гнет отца убивал всякую самостоятельность, инициативу. А вместе с тем улетала и жизнерадостность среди беспросветного гнета. Торможение явно превалировало, а порка усиливала его. Дело в том, что порка вызывает пассивно-оборонительную реакцию, как всякое сильное непреодолимое раздражение. А по опытам А. Сперанского известно, что наступление пассивно-оборонительной реакции сопровождается усилением внутреннего торможения. На этом, между прочим, основано применение телесных наказаний; тут дело не в боли, а в вызывании подобной реакции. Таким образом, вся жизнь в застенке сводилась к бесконечному усилению торможения. А ведь оно субъективно воспринимается, как что то неприятное, тягостное. Дети плачут, когда им не дают чего нибудь, запрещают что-нибудь. Само собой разумеется, что общее настроение героя нудное, серое, тягостное. Брат его Федор не мог выдержать этой марки. Сперва старался уйти в различные мелочи жизни, чтоб отдохнуть от лавки и ее духа, потом, во время спора с братом, когда тот беспощадно анализировал положение дела и свою роль в нем, не выдержал, получил окончательный срыв нервной системы, и его пришлось увезти в психиатрическую больницу.

Наш герой, кончив гимназию, попадает в университет, где на него пахнуло совершенно другим духом. Там он отдыхает душой от домашней атмосферы, и окончательно расходится с бытом отца и его лавки. Он заводит друзей совершенно другого склада, проникается новой идеологией с социалистическим уклоном, так свойственной нашей интеллигенция недавнего прошлого, тем более, что от отца и денег видел только одно унижение. Чем ярче привлекает его университетская жизнь с ее свободой, тем омерзительнее становится застенок отца. Но уйти совершенно от него и начать новую жизнь у него не хватает пороха. „Да, не принадлежи я к вашему именитому роду"- говорил он брату, „будь у меня хоть на грош воли, смелости, я давно бы швырнул от себя эти доходы и пошел бы зарабатывать свой хлеб. Но вы в своем амбаре с детства обезличили меня. Я - ваш". Воспитание убило всякую инициативу, он отлично анализирует, но нет никогда соответственных деяний.

Теперь попытаемся проанализировать этот тип с точки зрения физиологии вообще, эндокринологии в частности. Прежде всего мы должны найти те главные инстинкты, которые руководят нашим героем. На них то образуется масса условных связей, которые и играют доминирующую роль в определении поведения Лаптева.

Мы возьмем основные инстинкты, которые влияют на наше поведение.

Это будут-защитный инстинкт, половой, пищевой, исследовательский, наконец, инстинкт игры.

Защитные реакции можно разбить в свою очередь на группы: 1) агрессивных реакций, 2) убегательных, 3) пассивно-оборонительных (мнимая смерть) и 4) подражательных. Надо заметить, что половые влияния у самца обычно усиливают агрессивные реакции. Оттого драчливость мальчишек. Относительно защитных инстинктов в нашем случае надо признаться, что они были ярко выражены, именно, в форме пассивно-оборонительных реакций. Весь дом трепетал и покорно склонял свою шею перед хозяином- владыкой. Еще резче это сказалось на детях, где само и подражание усиливало эти реакции, тем более, что порка и побои еще более подкрепляли эти пассивно-оборонительные тенденции: “посмотри на меня... ни гибкости, ни смелости, ни сильной воли; я боюсь за каждый свой шаг, точно меня выпорют, я робею перед ничтожеством, я всех боюсь, потому что я родился от затравленной матери, с детства я забит, замучен” ... - Вот и самоанализ Лаптева.

Ясно, у него нет и в помине агрессивности, боевого элемента “где нужно употреблять характер, дать отпор наглецу и нахалу, там он конфузится и падает духом. “Такие люди, как любезный Алексис - прекрасные люди, но для борьбы совершенно не годны. Да и вообще ни на что не годны” - говорит о нем его жене его же приятель. Пищевые реакции не могли сильно сказаться: положение сына большого воротилы миллионами снимало с него заботу о куске хлеба.

За то исследовательские реакции очень ярко выражены. Лаптев отлично разбирается в обстановке, прекрасно все анализирует. Некоторые образчики мы уже видели выше. Однако, этот превосходный анализ не ведет к действию и оттого пропадает зря. Все новое скорее у него связывается с усилением пассивно-оборонительных реакций. Не редко подобное отношение наблюдается в раннем детстве, когда новое прежде всего вызывает эту реакцию. Между прочим, это свойство отлично отмечено Д. Лондоном в „Белом Клыке", который боялся долго выйти из родной пещеры. С годами это вытесняется образованными условными связями, которые и начинают руководить поведением. Тут игры являются отличной школой соревнования, и тем приучают к жизненной борьбе. А всего этого у Лаптева не было. Оттого то пассивно-оборонительная реакция является самой характерной чертой нашего героя.

Теперь перейдем к половым реакциям. Не даром романисты так любят изображать эту сторону жизни: в ней лучше всего сказывается весь характер. Относительно Лаптева приходится прежде всего сказать, что это тип человека с ярко пониженной внутренней секрецией половых желез. „Я опять люблю. Говорю опять, потому что шесть лет назад я был влюблен в одну Московскую актрису, с которой мне не удалось и познакомиться, а в последние полтора года жил с известной вам особой, женщиной немолодой и некрасивой. Ах, голубчик, как вообще мне не везло в любви. Я никогда не имел успеха у женщин и, если говорю „опять", то потому только, что как то грустно и обидно сознаваться перед самим собой, что молодость моя прошла вовсе без любви и что настоящим образом я люблю впервые только теперь в 34 года".

В этой исповеди надо отметить резкую запоздалость полового развития. Обожание в 28 лет женщины, с которой не знаком, явно инфантильная реакция. Это обычно свойственно возрасту около 12–15 лет, в период полового созревания. Оттого и первая любовь пришла только на 34 году, т. е. тоже очень поздно. Характерен малый успех у женщин: это то же указание на слабо выраженный тип мужчины. У него нет и в помине агрессивности. А между тем, в делах любви на долю мужчины выпадает активная роль с известной примесью агрессивности, необходимой для покорения женщин (Крафт Эбинг). Оттого ясно, у Лаптевых никогда не может быть большого успеха среди женщин, ибо нет никакой активности и агрессивности. Ослабленная сексуальность не дала возможности побороть плохое воспитание, где то и другое искоренялось. Более сильная сексуальность его сестры дала ей активность, и она убежала из дома с любимым человеком против воли сурового папаши. А у Лаптева нет врожденного базиса для подобных дел, а воспитание окончательно добило его.

Разбор Рассудиной.

Сойдясь без особой любви с пожилой и некрасивой Рассудиной, Лаптев подчинился только воле более сильной женщины, обладавшей значительным темпераментом. Она опекала, как умела, своего милого, перенося на него неизрасходованный запас материнской любви.

Кстати, надо сказать несколько слов об этом типе слегка, но ярко очерченном. Она тоже исковеркана воспитанием. Оттого Рассудина- очень типичная фигура из рядов нашей интеллигенции недавнего прошлого. Прежде всего, она суффражистка, т. е. помешана на равноправии мужчин и женщин, и проводит эту линию во всем. Заплатить извозчику за совместную езду — это уже оскорбление ее. Она впитала известный аскетический взгляд на любовь, и она смотрела на плотскую любовь, как на нечто греховное, скверное. Только сходство идей могло извинить такое падение! А между тем темперамент бросал ее в объятия мужчин „любить же ее было тяжело. Бывало, оставаясь с Лаптевым, она долго хохотала, закрыв лицо руками, и уверяла, что любовь для нее не составляет главного в жизни, жеманилась, как 17 летняя девушка, и прежде, чем с ней поцеловаться, надо было потушить все свечи". Конечно, тут перед нами состояние, близкое к истерике оттого, что сильный темперамент влек ее к мужчине, а воспитание, условные связи, противодействовали этому инстинктивному импульсу. И вот, при расставании с Лаптевым, после того как оба безжалостно мучали друг друга, Рассудина сказала свое credo: „Разве можно любить, не зная за что? Нет, в вас говорит животная страсть. Вы опьянены. Вы отравлены этим красивым телом, этой Reinheit. Уйдите от меня, вы грязный. Ступайте к ней"- говорила она, как заученный урок, а руки судорожно цеплялись за Лаптева, чтоб удержать его около себя. И все кончается истерикой, припадком, как следствие срыва нервной системы.

Рассудиным вообще не дано понять, что „не по хорошу мил, а по милу хорош". Подобные субъекты наивно думают, что любить можно только за ум, за хорошие идеи. „Любовь — это только сон упоительный" мечтают они, и забывают об Отелло, которого любовь доводит до убийства и самоубийства. Конечно, и Лаптеву было нелегко с такой женщиной. Ему нужен нежный, ласковый уход, а его эта, загнанная судьбой и воспитанием, женщина дать не могла.

Роман Лаптева с нею продолжался около полутора года, и это оказало свое воздействие. У него усилилась внутренняя секреция половых желез. Наконец и он созрел для любви.

Когда Лаптев уехал в другой город, Рассудиной возле него не оказалось, гормонизация организма еще резко продолжалась. А тогда всегда случается обычное по словам Мефистофеля

“Да этим зельем я тебя поддену

Любую бабу примешь за Елену”.

И не случайно Фаусту дают зелье ведьмы. И вот Лаптев оказался, наконец, во власти этого зелья.

Разбор Юлии Николаевны.

Предметом его первой любви была провинциальная барышня, очень религиозная. Дочь врача, она серьезно советует тяжело больной обратиться к святому старцу за помощью помимо докторов, как к более верному средству. Тут уже ясно сказывается слабое развитие исследовательских реакций. Вот на эту религиозность надо обратить внимание, ибо вера есть отдаленный отзвук сексуальности. Оттого так легко религиозный экстаз заменяется половым, и обратно (Крафт Эбинг). Таким образом, это есть ясное указание на известную сексуальность Юлии Николаевны. Припомним, что ей 21 год, т. е. время яркого сексуального периода.

Все это действует на Лаптева, как зелье ведьмы, когда „любую бабу примешь за Елену". Он отравлен, так сказать, своими гормонами, и реагирует, наконец, на женственное. И вот он делает предложение. Оно у ней явно вызывает оборонительную реакцию. Лаптев прекрасно все это учитывает. Юлия Николаевна, под действием непосредственного впечатления отказав Лаптеву, потом передумала: перспектива остаться старой девой возле своего невозможного папеньки очень напугала ее. Непосредственное впечатление от Лаптева несколько отошло прочь, выступили другие условные связи сложного порядка; она думала, что и без любви можно прожить, что он человек порядочный и т.д

В результате предложение принято.

“Он нагнулся и поцеловал ей руку, она неловко поцеловала его холодными губами в голову. Он чувствовал, что в этом любовном объяснении нет главного - ее любви, и есть много лишнего, ему хотелось закричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, кажется ему такой прекрасной, и страсть вдруг овладела им, он сообразил, что рассуждать тут уже поздно, обнял ее страстно, прижал к груди и бормоча какие то слова, называл ее ты, поцеловал ее в шею, потом в щеку, в голову... Она отошла к окну, боясь этих ласк: уже оба сожалели что объяснялись и оба в смущении спрашивали себя: зачем это произошло? Если бы вы знали как я несчастна - проговорила она”

Она не оценила того, что Лаптев никак не мог импонировать женщине, у него слишком мало „ewig männliche". Оттого и не могло пойти по шаблону: „стерпишься, слюбишься" на почве безусловных реакций. За то сам Лаптев, временно, действует под исключительным влиянием гормонов, хотя анализ продолжает свое дело по прежнему.

Так началась семейная жизнь, так она и продолжалась. Жена, милая и любезная со всеми, была с мужем холодна, часто прорывались приступы ненависти, а Лаптев еще пылал: еще зелье действовало. И наряду с этим повышенно работал его анализ, отличая всякую мелочь, которая свидетельствовала об отвращении, внушаемом им. „Он чувствовал, что его ласки она переносит только, как неизбежное последствие своей ошибки. И ногу, которую он поцеловал, она поджала, как птица. Ему стало жаль ее".

Конечно, эти холодные души, мало по малу, стали тушить еле разгоревшийся огонек любви. По отношению к мужу от жены всегда веяло холодком, раздражение прорывалось даже в обществе, она не с ним делилась своими впечатлениями и мыслями. Все это тяжело легло на слабые плечи Лаптева. И вот он отцвел, не успевши расцвести!

Тем не менее наступила беременность, роды, кормление. Все это сопровождалось соответственными гормонами плода, плаценты, желтых тел. Теперь на ребенка вылилась вся энергия неизрасходованной любви матери. „Я никогда сильно не любила мужа, и Оля — это в сущности моя первая любовь".

Но злая судьба уносит ребенка. Опять она остается с мужем одна. Однако положение стало уже совершенно другим. Теперь и она тоже хватила уже зелья ведьмы, и у ней повысилась активность половых желез. И вот ее властно потянуло к мужу, так же, как когда то тянуло мужа к ней и когда она была холодна как лед. Теперь уже вера не удовлетворяет ее: ей надо настоящей любви, а не сублимации.

„Она объяснялась ему в любви, а у него было такое чувство, как будто он был женат на ней лет 10 и хотелось ему завтракать. Она обняла его за шею, щекоча шелком своего платья его щеку; он осторожно отстранил ее руку, вышел и, не сказавши ни слова, пошел к даче". Но Лаптев уже отцвел, он не перенес равнодушия жены, не успев добиться ее любви. Зелье уже исчезло у него и он остался с одним своим анализом. Надо сказать, что тут в резком виде отмечена обыкновенная история наших браков. Благодаря соответственному воспитанию у девушки значительно подавлены сексуальные импульсы. Вступив в брак, она не может сразу ответствовать бурным порывам мужа, и тут часто закладываются трещины семейной жизни. Муж начинает на стороне искать такую женщину, которая бы соответствовала его темпераменту. А когда проснется дремавшая сексуальность жены, муж уже совершенно успокоился, и теперь жена ищет на стороне друга дома.

Между тем жена теперь была на высоте гормональной волны и это очень тонко отмечено Чеховым. „Потом муж сидел на террасе и видел, как по аллее тихо шла его жена, направляясь к даче. Она о чем то думала, на ее лице было грустное очаровательное выражение и на глазах блестели слезы. Это была уже не прежняя тонкая, хрупкая, бледнолицая девушка, а зрелая, красивая, сильная женщина. И Лаптев заметил, с каким восторгом смотрел ей навстречу Ярцев, как это ее новое, прекрасное выражение отражалось на его лице, тоже грустном и восхищенном". Как тонко отмечено восхищение Ярцева, при виде молодой женщины с полными слез глазами. Казалось бы, тут меньше всего можно было бы говорить о любви, однако зелье ведьмы пропитало уже и ее, и оно то и привлекает сердца мужчин.

Конечно, она добьется успеха, если не у мужа, так у другого, которому даст полное счастье: теперь и она пропитана зельем ведьмы.

Итак, в этом рассказе Чехова отлично изображено изменение реакции героев в связи с переменой напряжения внутренней секреции. И надо отметить вот что: несмотря на большие размахи, основной тип остается всегда один и тот же. У Лаптева все происходит под знаком гипофункции даже, в момент сильного любовного экстаза. У его жены сексуальность всегда заметна, сперва проявлялась в вере, потом в материнстве, наконец, во влечении к мужу. Влечение к мужчине у нее долго было подавлено воспитанием. Чем ярче сексуальность мужа, тем скорее смывается наносный налет. При Лаптевых-почти неизбежный разлад. И как раз основной тип Чеховских героев и есть тип гипофункции в большей или меньшей степени. Оттого то нудность, отсутствие жизнерадостности, слабоволие, пассивность.

Появление подобных персонажей есть характерное явление предреволюционных эпох. Во время революционных взрывов на передний план выступают люди активные, настойчивые, т. е. с гораздо более яркой сексуальностью. Они способны к борьбе, к самопожертвованию, склонны к горячей вере, чего не могут сделать Лаптевы, прирожденные скептики. 

Итак, индифферентизм и скептицизм также характерны для героев Чехова, как глубокая вера для активности революционных эпох.