Впечатления из хирургического мира Парижа



Проф. В. П. Вознесенский (Ростов на Дону).


Вестник хирургии и пограничных областей 1927

Летом 1824 г. я был в заграничной командировке в Германии и Австрии, где изучал постановку хирургических клиник; впечатления, вынесенные мною из этой поездки, изложены мною в работе „Хирургические профили" (см. известия Донского Гос. Университета, 1925). После ознакомления с постановкой хирургии в Германии у меня естественно возникло желание ознакомиться и изучить французскую школу хирургии, что я и сделал в текущем 1927 г., проведя в Париже март, и апрель месяцы.

За этот период времени я старался ввести в круг своих наблюдений возможно большее количество хирургических учреждений Парижа, так как жизнь учреждения в своих основных характерных чертах, в особенности работа ее руководителей, исчерпываются довольно скоро; для ознакомления я выбирал наиболее известные имена. Полученные впечатления от посещения этих учреждений я и предлагаю вниманию читателей. Разумеется, виденное мною не есть результат глубокого изучения работы того или иного учреждения, а именно только беглые калейдоскопические впечатления; естественно, что они включают в себе много субъективного — так и прошу читателей отнестись к моим заметкам. Французская школа хирургии менее известна широкому кругу русских хирургов, чем, напр., германская, а потому я считал небезинтересным привести и некоторые детали клинического обихода виденных мною учреждений; я думаю, что они будут не лишни в той пестрой мозаике, какой являются мои „Профили“.

Проф. Gosset.


Хирургическая клиника проф. Gosset, одного из 4 университетских профессоров — Hartmann, Delbet, Legare—находится в госпитале Salpetriere.

Это огромный госпиталь, рассчитанный на 4000 больных и предназначенный главным образом для нервнобольных хроников; здесь когда-то читал свои знаменитые лекции Charcot. Госпиталь размещен в старом здании, бывшем пороховом заводе при Людовике XIV. Состоит он из ряда длинных, двухэтажных, расположенных огромным четырёхугольником каменных корпусов, серо-гранитного цвета; имеет довольно мрачный, казарменный вид. Здание хирургической клиники, собственно, только примыкает к госпиталю и состоит из двух каменных павильонов, старого и нового, резко отличающихся один от другого. Старый корпус — высокое одноэтажное здание с деревянными пристройками, вмещает одну большую палату и ряд служебных отделений; палата — большая, неуклюжая; по средине ее имеется несколько толстых столбов, поддерживающих потолок; здесь же по средине палаты находятся и печи. Обстановка самая примитивная. Вся эта палата сплошь заставлена высокими неуклюжими кроватями, стоящими даже и посередине переполнена больными и посетителями, которым разрешается входить в палаты без халатов.

Общее впечатление получается такое, что вы попали в нашу старую, приказа общественного призрения, уездную больницу. В самых палатах стоит несколько столиков на колесиках, на которых находятся инструменты и материал для перевязок, которые производятся тут же в палате на кроватях. Между прочим, этот порядок производства перевязок в палатах усвоен во всех виденных мною клиниках Парижа. Конечно, он сберегает время и, может быть, получается экономия в рабочих руках, но в смысле чистоты и просто опрятности на нас русских, воспитанных в иных правилах, этот порядок производит более чем странное впечатление.

В деревянных пристройках размещены —приемная, ожидальня, смотровая, комната для лечебных процедур, и все это тесно, темно, плохой инвентарь; удивляешься, как могли сохраниться и уцелеть в Париже, в этой мировой столице подобные обломки старины, которые кажутся печальным анахронизмом. Лучшее впечатление производит новый корпус, выстроенный, как мне сказали, главным образом на средства самого проф. Gosset. Эго новое трёхэтажное здание, в котором находятся: операционные, аудитория, учебные кабинеты, палаты для больных и амбулатория. Операционных 3, они расположены рядом, среди них находится стерилизационная; все они сравнительно небольшие, светлые и уютные с железными скамьями для слушателей; стены операционных обделаны кафелем; боковой свет. Одна операционная специально предназначена для ночных операций, для чего в ней устроено особенное освещение, без бликов. К операционным примыкает аудитория, небольшая комната, напоминающая обыкновенную классную комнату с примитивным оборудованием и стульями для студентов; из аудитории ход в темный коридор, где расположены R-кабинеты, далее идут палаты. Кроме упомянутого R-кабинета при самой клинике, имеется еще другой большой кабинет для госпиталя и амбулатории. Несколько палат расположены рядом с операционными в каменном здании, но большинство из них находится в деревянной пристройке к главному корпусу. В палатах, как в первом здании, большая теснота; кровати расположены по стенам и посредине, все переполнены больными. Некоторые палаты деревянными переборками разгорожены на несколько отделений. В верхнем этаже здания находится лаборатория; она состоит из ряда светлых, уютных комнат. Первая комната занята только еще организующимися новым патологоанатомическим музеем, дальше идут лаборатории: бактериологическая, химическая, фотографический кабинет для цветных фотографий; мне было продемонстрировано несколько хороших цветных гистологических снимков. Одним из врачей лаборантов производится работа по вопросу о раке растений с прививкой bac, tumefaciens: мне было показано несколько растений (цветов) с метастазами опухолей, полученных экспериментальным путем, путем прививок и пересадок. Имеется отдельная светлая, хорошо оборудованная операционная для животных и помещение, где они содержатся; этот бестиарий занимает ряд комнат. Внизу, в полуподвальном помещении находится поликлиника для приема и лечения амбулаторных больных. Вообще во всем здании чувствуется скученность, теснота; видна большая экономия в площади помещения. Клиника рассчитана на 200 кроватей, но, благодаря быстрому обмену больных, через нее в год проходит до 3000 больных.

Проф. Gosset на вид лет 55, с проседью, плотный, небольшого роста, с мягкими глазами, ровный, спокойный, уравновешенный, любезен, приветлив. Оперирует в маске, колпаке, в перчатках, с двумя ассистентами.

Сестры в самой операции не участвуют, этот порядок принят во всех виденных мною клиниках Парижа; старшая сестра только следит за общим порядком в операционной. Хирурги и ассистенты берут материал и инструменты сами. Интересно, что инструмент стерилизуются сухим жаром в металлических шкафах при помощи электричества; Т. доводится до 180°. Для каждой операции подается новый ассортимент инструментов и перевязочного материала, новая ассистентура; профессор только меняет перчатки и переходит в новую операционную. Наркоз исключительно эфирный. Эфир дает специальный врач наркотизатор из маски Оmbredanne’a; наркоз протекает удивительно хорошо: больные скоро засыпают, хорошо спят и расходуется очень мало эфира. За все время при этом наркозе я не видел ни одной асфиксии. Этот, наркоз принят почти во всех клиниках Парижа. Один только раз проф. Gosset сделал попытку произвести операцию желудочно-кишечного соустия под местной анестезией, но оно оказалось совершенно неудачной; в виду отчаянных криков больной, пришлось ей в самом начале дать наркоз. Интересно и то, что никто из виденных мною в Париже хирургов не употребляет Кохеровских зажимов и крючковатых пинцетов, а также иглодержателей; большинство работает с иглой Reverden'a.


Итак, за 5 посещений у проф. Gosset я видел на 17 больных 21 операцию: 10 — по поводу аппендицита, 1 — по поводу язвы привратника, 3—по поводу язвы 12-перстной кишки, 2 — по поводу сращения в животе, 2—по поводу холецистита, 2—гинекологических операции и 1 операцию — удаление аденомы молочной железы. Червеобразный отросток удаляется из маленького Мас-Burney'евского разреза, отжимается экразером, культя тушируется иодом; в одном случае отросток был отожжен Paquelin'ом; вся операция занимает 3—4 мин., при чем в одном случае отросток был удален из срединного разреза для одновременного обследования матки и придатков. В клинике Gosset очевидно очень принята широкая эксплорация живота при наличии неясных признаков аппендицита „appendicie à carrefoure", с этой целью разрез делается по средней линии, из которого, широко раздвинувши края раны, можно легко осмотреть и область carrefoure'a, т. е., печеночного угла живота, где перекрещиваются: желчные пути, привратник, 12-перстная кишка, заболевание которых могут легко маскировать аппендицит; одну такую операцию и мне пришлось видеть среди 10 виденных мною операций аппендицита. В 4 случаях круглой язвы желудка и 12-перстной кишки было наложено заднее соустия с короткой петлей, в двух из них вертикальное; шов на кишку кладется двухэтажный — шелковый на серозно-мышечную стенку и кетгутовый на слизистую; шов накладывается круглой иглой. Проф. Gosset очевидно, принципиальный сторонник соустия при круглой язве желудка и 12-перстной кишки, ибо в одном случае, где имелась большая каллезная язва привратника, которая, по-моему, сама напрашивалась на резекцию, проф. Gosset все же ограничился наложением соустия. Операция наложения соустия занимает от 12 до 24 мин. Желчный пузырь был удален в 10 мин. с наложением лигатуры на d. cysticus и артерию en masse. Удаление фибромы матки и червеобразного отростка заняло 15 мин. При обеих гинекологических операциях попутно был удален и червеобразный отросток, что делается, очевидно, как правило. За некоторыми исключениями все операции проф. Gosset делает сам.

Общее впечатление от постановки дела в клинике проф. Gosset'a, a главное, от его работы — прекрасное. Строгая выдержанная асептика, стройность, слаженность в операционной видны во всем. Чувствуется глубокая, пронизывающая все и всех внутренняя дисциплина, поддерживаемая авторитетом шефа. Оперирует проф. Gosset прекрасно: все виденные мною в его клинике операции производят впечатление необычайной легкости, мягкости и деликатности в обращении с тканями; проводится тщательный гемостаз — все операции проходят почти бескровно; движения быстры, плавны, точны.

Приведенные выше цифры продолжительности операций красноречиво говорят об этом. Эта быстрота и налаженность позволяет закончить операции (3—4 в день) в 35—40 мин. Все операции производятся легко, без всякого волнения, напряжения, суеты. Отсутствие всякой рисовки, желания произвести эффект на довольно многочисленную аудиторию, состоящую главным образом из иностранцев; осторожность в показаниях к операциям, тщательность исследования, гуманное отношение больному — все эти черты придают клинике характер солидности и серьезности. Чувствуется строго выдержанная школа, благодаря которой указанные выше черты работы проводились и в отсутствии шефа (на Пасхальных каникулах). Клинический материал качественно довольно однообразен, количественно не велик.

С удовольствием могу отметить и тот любезный прием, который был мне оказан проф. Gosset. Это было тем более приятно, что вообще отношение к иностранцам большинства профессоров и вообще врачей в клиниках довольно сухое. Завидное исключение делается разве для американцев.

Много очень ценных данных по клинике сообщил д-р Фиников, бывший ассистент проф. Грекова, ныне работающий у проф. Gosset. В клинике Gosset д-р Фиников ведет специальное наблюдение по лечению больных хирургическим туберкулезом 10% раствором иода в масле (прованском). Указанный раствор впрыскивается подкожно или внутримышечно около 10 к. с. 1 раз в неделю; всего 25—30 раз; по заявлению д-ра Финикова указанный метод, проведенный им на довольно большом материале, дал очень хорошие результаты.

Проф. Delbet.


Хирургическая клиника проф. Delbet находится в госпитале Cochin, rue de Faubourg St. Jacques и занимает большой, новой постройки, каменный павильон, в котором размещены: операционная комната, аудитория, кабинеты и палаты; просторно, много света.

К Delbet я попал прямо на лекцию. Перед лекцией проф. Delbet сделал „visite de salles"; при чем этот visite de salles состоял в том, что проф. Delbet в сопровождении 3—4 врачей быстро обошел все палаты, останавливаясь на минуту у тяжелобольных или у тех, которые почему-либо интересовали его. Аудитория одна из самых больших, виденных мною в Париже, устроена в виде амфитеатра из железобетона. В начале лекции старший ассистент произвел перекличку студентам (такой контроль посещения студентами лекций, ведется, как я потом убедился, и в других клиниках); к чести студентов, отсутствующих оказалось очень немного (аудитория человек на 100 была полна).


Проф. Delbet хорошо сохранившийся старик, свежий, бодрый, подвижной; встретил меня вежливо-сухо.

Лекцию читал об эпителиоме anus'a с демонстрацией больной. Очень тщательно разобрал все патологоанатомические разновидности этого рода опухолей; подробно остановился на современном состоянии вопроса о лечении рака радием и рентгеном, при чем высказался довольно безотрадно относительно результатов этого рода лечения рака. Прочел лекцию живо, ясно, с подъемом, хотя двухчасовая лекция по одному вопросу вышла довольно утомительной, тем более что она носила чисто теоретический характер без препаратов, без демонстрации. Аудитория наградила лектора шумными аплодисментами (это принято у французов). Операции я видел 3. Аппендицит, резекцию желудка по поводу рака привратника и малой кривизны и ампутацию яичка по поводу семиномы. Червеобразный отросток удален на очень маленького разреза Мас-Виrnеу'я. Резекция желудка начата по Billroth 1, но ввиду того, что получилась очень короткая петля 12-перстной кишки швы сходились с большим натяжением, пришлось перейти на типическую циркулярную резекцию по Billroth II; анастомоз вертикальный с короткой петлей. Операция длилась 18. 45 м.

Работает проф. Delbet нервно, кропотливо, медленно, в смысле ассептики не особенно выдержанно.

Шов обычный двухэтажный из кетгута; швы накладываются при помощи иглы Reverden'a без иглодержателя кожу живота шьет проволокой. В рану живота заведен резиновый дренаж, из широкой резиновой пластинки, сложенной в виде гармонии. Наркоз эфир. Ассистентура довольно слабая; получается впечатление, что помощники не отдают себе ясного отчета в ходе операций. Общее впечатление от работы бледное: клиника как-то не заинтересовала меня и я ограничился только двумя посещениями.

Проф. Hartmann


Проф. Hartmann по своему удельному весу и научному стажу является лицом, которое возглавляет французскую хирургию. Известно, какие почести ему были оказаны на прошлом международном конгрессе в Риме; он же отмечен председателем будущего конгресса, имеющего быть в Варшаве в 1929 г. Проф. Hartmann является одним из 4 ординарных профессоров хирургии и директором самой большой и лучшей клиники в Париже, которая помещается в госпитале - Hotel Dieu, находящемся в самом сердце Парижа в Cite, рядом с Notre Dame de Paris.

Естественно, что я с большим интересом и не терпением стремился поскорее попасть в эту клинику. По внешнему виду это одна из самых лучших клиник, которые мне пришлось видеть в Париже. Находится она в огромном госпитале, рассчитанном на 1000 кроватей, состоит из вытянутых расположенных четырехугольником двухэтажных корпусов, серо-гранитного цвета, с красивым боковым коридором. Клиника проф. Hartmann занимает одно из крыльев этого корпуса.

Операционная довольно большая, светлая, чтобы попасть в нее нужно пройти через 2 палаты, при чем это разрешается сделать в верхнем пальто; посетители то же сидят в пальто с зонтиками около кроватей больных. Перевязки производятся тут же в палатах, не стесняясь присутствующих посетителей которые с эпическим спокойствием созерцают происходящие перевязки.

Обстановка и операционный антураж обычные; мытье рук самое поверхностное, спирт, сулема перчатки, колпаки, маски. Операционное поле во всех клиниках смазывается йодом. Для каждой новой операции заново моются руки и поддается новый инструментарий. Над столом висит большая зеркальная лампа с системой рефлекторов, от которых на операционном поле отбрасывается резкий свет, рельефно выделяющей ткани. Для общего наркоза проф. Hartmann употребляет исключительно хлороформ из небольшого специального прибора, устроенного по типу RothDräger'onekoro аппарата.

Проф. Hartmann глубокий старик, но еще крепкий, сухой, подвижный, седой, как дунь, с темными нависшими бровями, очень ворчливый.

В клинике Hartmann'a я сделал 4 посещения, видел 14 операций и прослушал 2 лекция. Операции: 4 аппендицита, 5 гинекологических операций, наложение пищеприемного свища по поводу рака кардии, 1 операцию по поводу новообразования мочевого пузыря, 1 нефректомию по поводу левостороннего гидронефроза, удаление экзостоза б. пальца ноги и синовит влагалища указательного пальца руки. Червеобразный отросток в одном случае был отожжен Paquelin'ом, в другом — отжат экразером, перевязан, отсечен; культя даже не туширована иодом; в одном случае отросток удален из параректального разреза. В 2 случаях удаления придатков матки в нижний угол раны вставлен толстый резиновый дренаж. Все операции носили типический характер. Несколько своеобразна была операция по поводу новообразования мочевого пузыря (повторная). При надлобковом срединном разрезе была вскрыта случайно брюшина; выделить стенку пузыря не удалось; сделан новый поперечный дугообразный разрез над лобком; пересечены прикрепления прямых мышц живота и только тогда удалось найти и изолировать переднюю стенку пузыря. По вскрытии его новообразование было выскоблено острой ложкой; попытка обшить кровоточащую рану пузыря в области новообразования не удалась; в пузырь заведен толстый Т-образный резиновый дренаж и иодоформенный тампон.

Проф. Hartmann, несмотря на свои годы, работает еще довольно уверено, хотя технически слабо; на операции на пузыре ему помогали 3 ассистента. Странно и не приятно поражает нас, воспитанных на началах строгой ассептики, то обстоятельство, что в операционную комнату и даже к операционному столу допускаются врачи без халатов, а свои врачи проходят через операционную даже в верхнем пальто; идет операция, все в напряжении, а санитар сидит и, углубившись в газету, мирно предается чтению; к таким порядкам мы не привыкли.

Местная и спинномозговая анестезия вообще мало приняты в Парижских клиниках; очевидно, в силу недостаточного опыта попытки применения спинномозговой анестезии, виденные мною в клинике проф. Нartmann'a были крайне неудачны. В один день (оперировал ассистент) предполагалось произвести две операции под местной анестезией: наложение пищеприемного свища на желудок (больной, правда, был сколиотик) и надвлагалищная ампутация матки. В первом случае после 8-кратной попытки хирург не смог войти в спинномозговой канал и перешел на обычную местную инфильтрационную анестезию; во втором случае, также сделавши 3-кратную неудачную попытку войти в канал, хирург перешел на общий наркоз. Насколько известно по общей статистике % неудач спинномозговой анестезии, зависящий от непопадания в спинномозговой канал определяется цифрой 9. Как видно из изложенного, в приведенных мною операциях. Этот процент вышел далеко за пределы указанной нормы.


В клинике проф. Нartmann’a я прослушал 2 лекции; одну из них прочитал сам Hartmann, другую —его старший ассистент. Аудитория очень большая с круто-поднимающимся железобетонным амфитеатром, битком набитая студентами, своими и посторонними врачами. Лекция ассистента о желчнокаменной болезни, вернее об обтурационной желтухе, носила чисто теоретический характер, без больных, без препаратов, без литературного освещения. Лектор остановился главным образом на механизме происхождения обтурационной желтухи, ее значение для организма, об осложнениях при задержке желчи. После этого теоретического вступления лектор подробно разобрал истории болезни 2 больных с обтурационной желтухой, которые уже были оперированы неделю назад; в одном случае закупорка желчных путей произошла на почве рака; привел данные вскрытия этой больной; во втором — имелся камень желчного пузыря, осложнившийся холециститом и гнойным ангиохолитом. Лекция прочитана живо, бойко, с подъемом и, как это принято, аудитория наградила лектора шумными аплодисментами.


Вторую лекцию читал сам проф. Hartmann. Собственно, это не была лекция в полном смысле слова, а беглый поверхностный амбулаторный разбор больных, которые как в калейдоскопе мелькали перед аудиторией, без литературы, без теорий, без рисунков, без препаратов; уже один перечень случайно подобранных больных может говорить за то, что лектор не мог, по существу, подробно остановиться ни на одной из представляемых болезненных форм. В течение одной лекции были продемонстрированы следующие больные: 1 — множественные экзостозы, 2—пластика лица по поводу рубцов на почве ожога и множественные келоиды на шее и предплечье, 3—бронхо-плевральный свищ (представлены довольно плохие рентгеновские снимки), 4—травматический перелом шейки плеча (рентгеновского снимка не оказалось—неловкое замешательство, потом разыскали очень плохой снимок), 5—кариес ребра — 2-х минутная демонстрация, 6—старческая гангрена, 7—бартолинит, при чем больная была уложена в соответствующей позе перед всей аудиторией для демонстрации припухшей железы: на доске одиноко висел анатомический рисунок этой железы (единственный на всей лекции). 8—только показался на 2 минуты больной, относительно которого было сказано, что у него рак прямой кишки; аудитория посмотрела на этого больного тем дело и кончилось, 9—следующий больной с тем же заболеванием после операции удаления рака. Эго и все. Скучная лекция тянулась 11/2 ч. Аудитория шумно аплодировала.


За точной диагностикой в клинике видимо не гонятся; так, в анонсе операций, вывешенном на доске, в рубрике диагноза заболевания желудка, стоит просто — estomac (!)


Общее впечатление. Очень большая по своей организации, с большим персоналом, мощная клиника, по внешнему виду самая лучшая из всех виденных мною в Париже. По внутреннему содержанию особого впечатления не произвела.

Проф. Duval.


Клиника проф. Duval представляет красивое двухэтажное здание с большим коридором и красивым фасадом, выходящим на широкий четырехугольный двор. помещается в Hopital Vogirard, Metro Covention. Операционная большая, светлая, выкрашена в фисташковый цвет, стены на половину кафельные, с боковым и верхним светом; асептика доведена до совершенства.

Проф. Duval лет около 55, маленького роста, с большими черными живыми глазами, подвижный, живой, как ртуть, весь как-бы наэлектризованный. Оперирует с лампочкой рефлектором на лбу.

За 3 посещения я видел у него следующие операции: 1) наложение желудочно-кишечного соустия по поводу язвы привратника с короткой петлей; разрез желудка продольный, двойной ряд швов из кетгута; жомов ни на кишку, ни на желудок не было наложено. Интересен прием малоизвестный у нас, который применяется в клинике Delbet'a при операциях на желудке. После разреза желудка, его содержимое все время отсасывалась через стеклянную трубку, соединенную с толстой резиновой трубкой, конец которой был вделан в стену, где работал электрический мотор, высасывающий содержимое. Вторая операция аппендицита — разрез Мас-Burnеу'я, отросток отожжен Paquelin'ом. 3) пробное чревосечение по поводу рака желудка, 4) ампутация грудной железы по поводу рака; сделана очень радикально. 5) колофиксация по довольно оригинальному способу. Разрез по боковому краю прямой мышцы живота. После удаления отростка обычным способом, из внебрюшинного разреза выделен m. psoas в его сухожильной части и к нему четырьмя швами подшита слепая кишка; затем она еще несколькими швами ушита к fascia endo-abdominalis. 6) резекция желудка по поводу рака привратника по способу Рolya. На желудок наложено 4 шва; кишки шились без зажима; по удалении части желудка рана его зашита только наполовину; остальная часть раны послужила для наложения соустия; тщательная перитонизация культи 12-перстной кишки, при чем пришлось обшивать ее, захватывая в шов и часть ткани головка поджелудочной железы. 7) пробное чревосечение по поводу неоперабельного рака прямой кишки; причем по вскрытии живота был найден высоко сидящий рак, без обсеменения брюшины: причина неоперабильности случая осталась для всех присутствующих непонятной: все присутствующие врачи были несколько разочарованы такой трактовкой случая, так было интересно посмотреть методику этой операции в руках такого первоклассного техника, как проф. Duval, тем более, что анонс об этой операции вывешивался несколько раз. Операция была сделана под спинномозговой анестезией.

Все операции, которые я видел у проф. Duval. произвели впечатление необычайной ловкости, быстроты, отчетливости, тщательности и строгой асептики; отсутствие больших размашистых движений, работа прямо кружевная. Проф. Duval один из самых лучших техников, которых мне пришлось видеть в Париже. Необходимо отметить необычайно искусную ловкую работу ассистентов, отлично сыгранных с хирургом. Вообще вся операция у проф. Duval шли, как хорошо разыгранная увертюра.

О быстроте оперирования можно судить по следующим данным: аппендицит занял 6 м., соустие 25 м., резекция желудка без швов стенки живота заняла 45 м.


Прослушал я у проф. Duval 1 лекцию. Аудитория маленькая, темная четырехугольная комната, с простыми деревянными скамьями. Вначале была сделана перекличка студентов; оказалось налицо 15 человек, отсутствующие отмечены крестиками. Лекция о желудке в виде песочных часов на почве стенозирующей язвы тела желудка. Содержание лекции — подробный разбор различных оперативных способов при этом заболевании и показаний для каждого из них. По опыту лектора с точки зрения отдаленных результатов при этих медиогастрических язвах наилучшей операцией является gastro-gastrostomia. Вообще же проф. Duval сторонник резекции желудка при стенозирующих язвах; соустие показано только в тех случаях, когда резекция почему-либо невозможна. Лекция носила, по обыкновению, чисто теоретический характер, без препаратов, рисунков, без больного; прочитана она была необычайно живо, с увлечением. Проф. Duval прекрасный лектор, умеет захватить аудиторию и держать ее все время в напряжении; аплодисменты.

Проф. Раuchet.


Оперирует в частной лечебнице, специально выстроенной для него одним из его благодарных пациентов — Hopital St. Michel, rue Olivier de Serres, 33. Metro Covention. В публикуемых в журналах проспектах профессором Pauchet объявлен специальный курс желудочно-кишечной хирургии для врачей; курс этот удобен тем, что операции производятся два раза в неделю в послеобеденное время — в 21/4 ч. дня. Лечебница помещается в каменном здании в 4 этажа, имеющем вид обыкновенного жилого дома. Операционная небольшая, отделанная кафелем, богата обставлена; имеет очень комфортабельный вид.

При операции больной обогревается путем диатермии при помощи больших свинцовых электродов, которыми обертываются спина, ноги и др. свободные части тела. Диатермический аппарат стоит тут же в операционной. Больной и операционное поле обложено синими полотняными салфетками.

Проф. Pauchet, несмотря на свои 60 лет, очень моложавый, рыжеватый (ни одного седого волоса), на вид лет 40—45, живой, очень подвижный и экспансивный. Оперирует в белой короткой полотняной пижаме. В операционной помогают сестры монахини в больших белых головных уборах.


В остальном обстановка операционной ничем особенно не отличается. Зрители врачи совершенно изолированы от операционной. Наверху операционной по стенам устроены хоры для сидения и стеклянный фонарь, наглухо закрывающий операционную; через него и приходится смотреть на операции; видно хорошо, что делается в операционной, но ничего не слышно, что говорят хирурги; операционная отделена настолько герметично, что не особенно внятно слышны даже крики больных, а их было не мало. Как уже сказал выше проф. Pauchet демонстрирует врачам специально желудочно-кишечные операции. За 3 посещения я видел у него 7 резекций желудка. Опишу их несколько подробнее. В первом случае была произведена обширная резекция желудка по Billroth II с резекцией части головки поджелудочной железы. Своеобразен прием, которым пользуется проф. Раuchet для гемостаза сосудов, идущих в желудок из lig. gastro-colicam; конца этих сосудов предварительно захватываются Peanʼовскими зажимами у самой стенки желудка, а у места вхождения их, в стенку желудка просто отдираются салфеткой; делается все это очень быстро; кровотечения почти нет, но прием производит впечатление очень грубого. Содержимое желудка отсасывается через стеклянную трубку, соединенную при помощи резиновой трубки с мотором. Шьет желудок и кишку без зажимов; предварительно накладывает соустие, а затем резецирует желудок. Вторая и третья операции такого же типа. Третья операция начата под спинномозговой анестезией, но в виду сильных криков больного пришлось перейти на эфир. В 4 случае была произведена тотальная экстирпация желудка вместе с кардиальной частью до самого диафрагмального отверстия по поводу рака кардии. По выделении кардии и диафрагмального отверстия пищевода последний был просто перетянут лигатурой и желудок отрезан; в брюшную полость заведен выпускник Микулича; сделана jejuno-stomia — и все это за 30 м. Пятая—обширная резекция желудка по поводу рака по Billroth I. до швов стенки живота операция длилась 20 мин. Шестая субтотальная гастректомия по способу Рolya — 40 м., начата была эта операция под splanchnicus-анестезией, но в виду отчаянных криков больного пришлось дать эфир. 7-я — повторная операция у молодой женщины по поводу пептической язвы; появившейся через 2 года после желудочно-кишечного соустия; операция также начата под splanchnicus-анестезией, но после первого же разреза больная так страшно начала кричать, что пришлось дать эфир. Сделана обширная резекция желудка с местом анастомоза; конец кишки вшит в желудок. Кишки и желудок шились без зажимов. Операция не спорилась, Pauchet нервничал, сердился на помощников, работал суетливо, не отчетливо; больная потеряла очень много крови; впечатление от операции получилось очень тягостное; да как-то неясно остались и показания к такой тяжелой обширной резекции; но операция прошла быстро — 50 м., а это, очевидно, главное.


Итак, за 3 посещения я видел у проф. Pauchet 7 резекций желудка. Кроме этих операций, я видел — аппендицит и coecum mobile сделанные из разреза по Pfannen Stiel'ю (из косметических побуждений) кожа с апоневрозом тупым путем отсепарована сильно кверху, надсечена только часть прямых мышц. Отросток отсечен Paquelin'ом; в подкожную клетчатку вставлен капиллярный дренаж из ниток кетгуа. После операции поверх компрессов накладывается наклейка из липкого пластыря с мелкими отверстиями. 9. Вентрофиксация матки и удаление правых придатков. 10. Кистозный зоб. 11. Ампутация молочной железы по поводу рака; клетчатки из подмышечной впадины взяли очень мало; унесены обе грудные мышцы. Асептика в смысле обстановки операций чрезвычайно выдержанная; на каждую операцию подается новый ассортимент инструментов, заново моются руки и меняются халаты. Резкий свет, падающий от висящего над столом рефлектора, очень ясно освещает операционное поле. В промежутках между операциями проф. Рanchet поднимается кверху, знакомится с врачами и дает им различные пояснения, вступает в прения.

Проф. Pauchet хирург решительный и стремительный; оперирует быстро и очень стремится к быстроте и в этом стремлении мало считается с тканями и с гемостазом; театральность, желание произвести эффект портят впечатление от работы этого несомненно живого, талантливого хирурга.

Pauchet резекционист по вопросу о язве желудка; соустие накладывается только при язве 12-перстной кишки. Pauchet очень радикален в показаниях к резекции желудка при раке; иллюстрацией этому может служить приведенный случай тотальной экстирпации желудка с наложением свища на тонкую кишку. По нашему мнению, такие случаи стоят за пределами операбильности; мало прибавляют к славе хирурга, а в некоторых случаях могут даже дискредитировать хирурга. Желание увидеть желудочную хирургию в руках крупного специалиста, каким несомненно является проф. Раuchet, привлекает в его операционную много посторонних врачей. В одном из посещений я отметил присутствие врачей: были врачи из Китая, Австралии, Мадагаскара, Америки, Польши, Испании и Чехии. Как и уже сказал выше, операции на желудке проф. Pаuchet пытается делать, под спинномозговой или под splanchnicus-анестезией, но не всегда с успехом. Во всех трех случаях больные так страшно кричали, что пришлось быстро перейти на эфир; особенно неудачны были случаи с splanchn.-анестезией; в обоих случаях после первого же разреза больные так начали кричать, что пришлось дать общий наркоз. Splanchnicus-анестезия у Pauchet производится типично по Kappis'y: впрыскивается 2 шприца 1% раствора новокаина в обоих поясничных областях; проводниковые пункты — 12 ребро и тело последнего грудного позвонка; брюшная стенка анестезируется в виде ромба подкожной инъекцией новокаина.


Все замечания и объяснения, которые дает проф. Pauchet после операции, вращаются главным образом вокруг технических приемов. Вообще нужно сказать о Pauchet, что это хирург неровный; некоторые операции удавались у него блестяще, другие оставляли крайне невыгодное впечатление.

Проф. Faure.


Клиника проф. Faure помещается в госпитале на rue de Corvisare. Проф. Faure по преимуществу гинеколог (во Франции эта специальность не выделена в отдельную дисциплину). Клиника занимает один из павильонов госпиталя; здание небольшое, старинной постройки, в общем довольно тесное. Все стены коридоров и палат разрисованы стенными картинами соответствующего содержания; в нишах и на полках много бюстов различных ученых, так что вся клиника по обстановке производит впечатление музея или картинной галереи. Аудитория небольшая, с деревянно-бетонным, круто поднимающимся кверху амфитеатром. Стеклянная стена отделяет ее от операционной. Операционная маленькая в два света с железными скамьями для слушателей. Палаты большие, просторные, светлые. 

Проф. Faure крепкий, подвижной, грузный старик, далеко за 60 лет, но еще бодрый, с молодыми живыми глазами.

Обстановка в операционной обычная. 1-я операция—калькулезный холецистит и аппендицит. Брюшная полость вскрыта разрезом по боковому краю правой прямой мышцы живота; отросток удален Paquelin’ом, разрез продолжен кверху и слегка загнут к средине; желчный пузырь большой с толстыми белыми на вид стенками; в нем оказалось несколько камней, один из них герметически закупоривал d. cysticus; пузырь удален; на art, cystica наложено несколько пинцетов, которые оставлены à demeure на 48 час. (перевязать артерию не удалось в виду глубины раны). Дренаж, тампон Микулича. Эфир. 30′. 2-ая операция. Надвлагалищная ампутация матки по поводу фибромиомы и удаление червеобразного отростка—22. 3-я операция. Злокачественное новообразование матки и придатков. Разрезом по средней линии удалены две кисты и матка за 7 м.

Как оператор, проф. Faure, несмотря на свои годы, блестящий; уверенный, точный, быстрый, находчивый; продолжительность его операций, указанная выше, говорит за это ясно.

Проф. Martell.


Проф. Martell интересовал меня, как крупный специалист по черепно-мозговой хирургии. Известно, что на прошедшем Международном Конгрессе, бывшем в Риме, он был один из докладчиков на программную тему об оперативном лечении опухолей головного мозга. К сожалению, мне не удалось видеть этих операций в его клинике. Проф. Martell оперирует в частной лечебнице. Эта лечебница помещается в сравнительно небольшом особняке, в 3 этажа, на окраине Парижа, чисто и комфортабельно обставленном. Операционная небольшая, вся отделана кафелем; небольшой амфитеатр для врачей. Потолок на половину сделан из стекла, это стекло густо закрашено в красный цвет; дневной белый свет поступает только из дверей, ведущих в предоперационную. На операционное поле падает резкий свет от рефлекторов на круглой лампе, висящей над столом. Проф. Martell оперирует с круглой лампочкой рефлектором на лбу. Сочетание света в общем довольно выгодное; рана со всеми ее деталями видна хорошо. Асептика самая строгая, тщательно выдержанная. И здесь, как и в остальных клиниках, на каждую операцию подается новый инструментарий. Весь присутствующий персонал (сестры, санитары) в масках. Вся операция идет почти сплошь на пинцетах: руками к ране совершенно не касаются. Операция сопровождается отрывистыми, короткими пояснениями. Что мне очень понравилось в клинике Martell ‘я, так эго применение эпидиоскопа при операциях. Соответственно каждому моменту операции одна из сестер, следящая за ходом операции, показывает рисунки этих моментов, которые в очень увеличенном виде отбрасываются на стену; получается очень демонстративная картина для лиц, мало ориентирующихся в деталях операции; при отклонениях от типов, даются соответствующие пояснения.

Одна из сестер, сидящая около операционного стола, регистрирует отдельные детали операции, а врач-художник их зарисовывает. Все это делается плавно, незаметно, само собою.


На операции присутствовало врачей человек 20, несколько американцев, с которыми только и объяснялся проф. Martell на плохом английском языке. Вообще, это подчеркнутое особенное внимание к гостям-американцам видно во всех клиниках и действует как-то неприятно: чувствуется материальная зависимость от богатых американцев, иначе нечем объяснить такое исключительное внимание, которое им оказывается даже самыми солидными хирургами.


В этом отношении хирургический мир Парижа мало чем отличается от торгового, создающего каждый год особый „американский сезон", специально приспособленный к вкусам богатых янки. Очевидно, от обаяния доллара трудно эмансипироваться, даже ученым.

Я был у проф. Martell один раз и видел за день 8 операций, все сделаны им лично. 4 аппендицита сделаны из маленького разреза Mc-Burney'я с отжиганием отростка Paquelin’ом; в одном случае отросток взят в особый зажим, сконструированный по типу геморроидальных щипцов Лангенбека, состоящий из двух полукружных пластинок: поверх этого зажима отросток отожжен Paquelin’ом. Операции занимали от 5 до 10 м. 5. — Удаление матки и двухсторонние удаление кистозно-пораженных придатков, операция заняла 7 м. 6-ая—Надвлагалищная ампутация матки по поводу огромной фибромиомы, в опухоль завинчен штопор Doyen'a. На препарате оказалась огромная фибромиома и 4-месячная беременность: эта комбинация оказалась сюрпризом для хирургов. Операция длилась 28'. 7-ая — Удаление левых придатков и заодно и червеобразного отростка, 8-ая—Большая послеоперационная грыжа живота (эвентрация). Все операции были проведены под эфиром.

Как оператор, проф. Martell, блестящий; поразительная быстрота, плавность, тщательный гемостаз; все операции прошли совершенно бескровно; строго выдержанная асептика.

Проф. Ombredanne.


Клиника проф. Ombredanne помещается в госпитале Necker на Rue de Sevre.

Проф. Ombredanne специалист по детской хирургии и ортопедии. Обстановка, на которой работает проф. Ombredanne, крайне убогая. Операционная помещается в маленьком, низеньком старом флигеле, представляет одну большую комнату с примитивными деревянными скамьями для врачей; рядом несколько таких же небольших служебных комнат. В операционной деревянные столики.

Врачей на операции было человек 15—20 (из Никарагуа, Италии, Греции, Кубы, Тифлиса). Операционный антураж обычный.

Проф. Ombredanne высокий, сухой, с характерным немецкого типа лицом, с торчащими кверху усами, на вид очень добродушный и любезный.

Операции: Туберкулез левого коленного сустава; сделан внутрисуставной артродез по следующему способу: сделано небольшое трепанационное отверстие в нижнем эпифизе бедра и в него вбита при помощи молотка костная пластинка, взятая из больше-берцовой кости в направлении бокового отдела эпифиза б.-берцовой кости; такая же пластинка вбита через трепанационное отверстие в б.-берцовой кости в направлении к срединному мыщелку бедра; для свободного хода пластинок отверстия в костях расширены особым четырехгранным шилом. Вторая операция по поводу pes plano - valgus — сделана клиновидная резекция части плюсневых костей по срединному краю стопы. 3-я операция. Непроходимость привратника на почве врожденной его гипертрофии у ребенка 1 месяца (упорная рвота); диагноз подтвержден рентгеном с барием. По вскрытии полости живота косым разрезом по реберному краю обнаружен резко гипертрофированный привратник (имел вид сплошной компактной опухоли); сделан экстрамукозно крестообразный разрез привратника (экстрамукозная пилоропластика), при чем рана на привратнике не зашита. Шов на брюшную стенку из проволоки.


Интересуясь вопросами урологии, я посетил трех наиболее видных представителей этой дисциплины, которая, как известно, особенно культивирована и в значительной степени создана французами, давшими целую школу блестящих урологов. Ординарным профессором урологии является проф. Legueu.

Проф. Legueu.


Проф. Legueu является урологом-теоретиком; его работы посвящены основным вопросам урологии и его последнее двухтомное руководство по урологии является руководящим трудом в этой специальности. Проф. Legueu работает в клинике, где раньше работал Guyon. Теперь это большая клиника, состоящая из одного большого расположенного в виде буквы П двухэтажного корпуса; в боковых крыльях этого здания расположены палаты: в поперечном — учебные кабинеты, аудитория, лаборатория и поликлиника, особенно выпукло вырисовывается лаборатория; это большая хорошо оборудованная комната со специальным штатом врачей; в ней видна оживленная, деятельная работа. Поликлиника, типа наших диспансеров, имеет огромное количество больных, из которых стационарное отделение черпает богатый материал; здесь же производятся обычные лечебные процедуры. Операционных две; это очень большие, светлые, заново выстроенные, отделанные кафелем, комнаты; одни из самых лучших, которые я видел в Париже. К большому сожалению, мне не удалось видеть оперирующим самого проф. Legueu, но, говорят, он, как оператор, не представляет особого интереса. Видел я в клинике две операции вскрытия мочевого пузыря, как первый этап операции простатэктомии, произведенные ассистентом; обе операции произвели не особенно выгодное впечатление; по разрезе кожи, пузырь, предварительно наполненный, вскрылся в темную, на ощупь; прием малоизвестный и своеобразный.

Проф. Legueu небольшого роста, с сильной проседью, большими темными глазами, живой, подвижный, нервный, как все французы.

У Legueu я прослушал две лекции; аудитория построена в виде полукруглого деревянного амфитеатра, человек на 150; переполнена слушателями, преимущественно врачами; первая лекция о туберкулезе придатка яичка, как и большинства профессоров, носила чисто теоретический характер. Лектор очень подробно изложил патогенез страдания, клинические его формы; лечение — перевязка семявыносящего протока, не трогая самого яичка; цель операции — прекратить путь распространения процесса по ходу d. deferens. 2-я лекция о почечных коликах состояла в изложении двух историй болезни, без рисунков, без препаратов, без больных. Лектор остановился на вопросе о денервации почек при почечных коликах при отрицательных данных объективного исследования; эта операция и была произведена в обоих разобранных случаях; терапевтического результата не дала; пришлось удалить почку; при чем по технике операция получилась очень трудная; в одном случае пришлось оставить пинцеты à demeure в силу короткости почечной ножки; при удалении этих пинцетов снова получилось сильное кровотечение. Далее проф. Legueu говорил о пересечении п. n. communicantes почечного сегмента при почечных кризах, путем поясничного разреза; эту операцию проф. Legueu считает трудной и анатомически не выдержанной, ибо мы точно не знаем, из каких ганглий иннервируется почка. Показал несколько рисунков из книги на эпидиаскопе—это все, чем была обставлена лекция.

Как лектор Legueu очень живой; читает с большим подъемом, дает глубокий охват вопроса, увлекается сам и увлекает аудиторию, состоящую, главным образом, из врачей; аудитория наградила лектора шумными аплодисментами.

В одно из посещений я попал на обход палат мужского отделения одним из ассистентов. Палаты большие, в два света, довольно неуютные, густо переполненные больными. Контингент больных — простатики, больные с заболеванием уретры, мочевого пузыря; почечных больных сравнительно немного. Все лечебные процедуры: промывание мочевого пузыря, бужирования, инстилляции, производятся в палатах. Стол со всеми необходимыми для этих процедур принадлежностями стоит тут же в палате. Разбор больных на обходе самый беглый; вообще в клинике чувствуется больше терапевтический уклон.

Проф. Раріn.


Работает в Hôp. St. Joseph. Урологическое отделение, которым заведует проф. Рарin, находится в прекрасном госпитале на окраине Парижа и размещено в двух новых светлых больших двухэтажных павильонах; обслуживается монахами и монахинями.

Операционное отделение находится в новом, специально построенном павильоне. Операционных две: одна большая светлая, комфортабельно отделанная; другая — меньше, своеобразной конструкции, перегорожена толстой аркой, в заднем ее отделе — умывальники и шкафы с инструментами и материалами; передняя меньшая часть, которая по отношению ко всей комнате имеет вид как бы ниши, свет в которую падает со всех сторон и является собственно операционной; корабельные стекла в окнах. Наркоз—этиленовый из специального аппарата, устроенного по типу Roth-Dragerʼa и эфирный из маски Ombredanneʼа. Операционный антураж обычный.

Проф. Раріn еще молодой, плотный, с седой головой; очень любезно, даже предупредительно меня встретил.

Операции: 1. Нефропексия смещенной почки (смещение проверено пиелографией) на месте почки лежала печень, как это нередко наблюдается при давних и сильных смещениях; почка фиксирована, без декапсуляции, несколькими швами, проведенными через паренхиму верхнего полюса почки к 12 ребру. Разрез вертикальный с небольшим наклоном книзу и к средине; несколько подкрепляющих швов и на жировую капсулу почки. При расширении разреза кверху вскрыта частично плевра и все время слышалось хлюпанье, пока не была зашита клетчатка двумя швами и рана плевры не затампонировалась почкой — 30 мин. Вторая операция. Камень левой почки. Извлечен небольшой камень из верхнего полюса почки путем небольшого разреза через паренхиму. В виду гидронефроза (на снимке небольшая пиэлоэктазия) сделан разрез лоханки, через это отверстие проведен дренаж, конец которого затем выведен через нефротомированное отверстие на поясницу (зачем?); двумя швами, проведенными через паренхиму верхнего полюса, почка фиксирована в 12 ребру — 25 мин. Третья операция — наложение свища на мочевой пузырь, как первый предварительный момент экстирпации предстательной железы (оперировал молодой ассистент). Предварительно пузырь был раздут воздухом.

Проф. Раріn оперирует неуверенно, кропотливо, делает много мелких ненужных движений.

Проф. Marion.


Я сознательно оставил проф. Маrion под конец. Из всей блестящей плеяды хирургов Парижа, виденных мною, это один из самых ярких, и я хочу под конец несколько подробно остановиться на его работе и тем закончить свои впечатления, так сказать, на высокой ноте; это будет вполне соответствовать той гамме впечатлений, которые я вынес из хирургического мира Парижа. Урологическое отделение, которым заведует проф. Marion, находится при госпитале Lariboisière около северного вокзала.

Это один из самых больших госпиталей с типичными длинными корпусами в 2 этажа и большими боковыми террасами в стиле зданий Людовика XIV. Клиника занимает большой двухэтажный павильон, светлый, просторный; деревянным коридором клиника соединяется с отдельным небольшим павильоном, в котором находится операционное отделение.

Это отделение состоит из операционной, она же и аудитория с небольшим бетонным круто поднимающимся амфитеатром, человек на 75; рядом с операционной помещаются материальная комната (она же и стерилизационная) и ряд служебных комнат. Операционная небольшая, в два света: верхний и боковой, обставлена довольно бедно; черные с потемневшей никелировкой барабаны, грубое белье, потрескавшийся и незачиненный бетон на скамьях. На операционное поле падает резкий свет от висящей над столом лампы с рефлектором; больные подаются в операционную покрытые теплыми одеялами; перед операцией грудь обильно смазывается иодом и покрывается толстым слоем ваты (для предупреждения охлаждения и послеоперационной пневмонии).

Проф. Marion небольшого роста, плотный, упругий, с быстрыми порывистыми движениями, отрывистой речью, с небольшими монгольского типа глазами, со щетиной на седеющей голове, с острым взглядом глубоко сидящих глаз, производит впечатление скрытой, упругой силы. Держит себя непринужденно, просто; его обычно несколько хмурое, замкнутое лицо, при разговоре сразу освещается скромной, застенчивой улыбкой, которая так подкупающе действует на окружающих; чем-то товарищески простым и в то же время серьезным веет от всей фигуры этого крупнейшего хирурга и мирового авторитета в урологии. На вид ему лет около 50.

Операционный антураж обычный. Сам проф. Marion оперирует без колпака, руки моет 3 мин. Первая операция — опускание левого яичка и паховая грыжа; канатик изолирован и яичко фиксировано к мошонке. Вторая операция — по поводу неопределенной опухоли в правой половине живота отнесена или к почке, или к околопочечной клетчатке. Разрез поясничный; оказалось за опухоль была принята сильно смещенная печень, которая сместилась в правую подвздошную впадину и частично свисала в малый таз; произведено подшивание печени к 12 ребру, с прошиванием паренхимы ее тремя петлеобразными швами. На глаз ткань печени кроме истончения ее ничего особенного не представляла; операция до швов на брюшину длилась 10 мин., со швами 20 мин.; в нижней угол раны вставлен толстый дренаж. Третья — удаление правой почки по поводу туберкулеза. Больной жирный, с короткой талией. Почка сидела высоко, плохо вывихивалась, пришлось резецировать 12 ребро; почка оказалась большой с короткой, толстой ножкой; мочеточник перевязан и перерезан Paquelin’ом; зажимы на сосуды и почку удалены; при дальнейших манипуляциях соскочила лигатура с сосудистой ножки, пришлось накладывать ее вновь; долго останавливал кровь в глубине; оставлено 2 зажима à demeure в глубине раны и заведен иодоформенный тампон; продолжительность операции до мышечного шва 20 м., вся операция 30 м. Удаленная почка оказалась большой со множеством каверн. 4-ая — Удаление правой почки по поводу бугорчатки, с изолированной перевязкой сосудов и мочеточников. Почка удалена в 3 м., вся операция со швами 11 м.; в задний угол раны заведен толстый дренаж (оперировал молодой ассистент); на разрезе почки рассеянные рубцы и изъязвившиеся папиллы; почка маленькая. 5. Нефректомия по поводу огромного камня почки, при чем интересно, что, несмотря на значительное разрушение почечной ткани, функция почки была нарушена в ничтожной степени. Препарат — огромная почка с уплотненной капсулой (перинефрит); изолировано перевязаны мочеточник и почечные сосуды, почка удалена внекапсулярно в 4 м. Размеры камня 10×8 см.; вся операция длилась 11 м. 6. —Концентрическая дилятация мочеточников (уретерограмма, полученная путем цистографии, мочеточник наполнялся из мочевого пузыря). Удалена правая почка и мочеточник, который оказался расширенным и утолщенным, почка крошечная, мочеточник выделен до пузыря, 5 м. Пузырный отрезок мочеточника оказался непроходимым даже для тоненького зонда. Дренаж. 7.— Левосторонняя нефрэктомия по поводу туберкулезного пионефроза с резекцией 12 ребра почка фиксирована, капсула утолщена; удалена огромная почка: на ножку почки наложены зажимы en masse, почка удалена подкапсулярно в 5 м; оставлены зажимы à demeure, вставлен дренаж; вся операция длилась 10 м. На разрезе вся почка представляла одну сплошную каверну, выполненную творожистыми массами; интересно, что никаких пузырных явлений не было. 8. — Больной раньше был оперирован по поводу двухстороннего перинефрита (может быть на почве tbc), остались свищи. Операция слева: фистулы и рубец обойдены двумя дугообразными разрезами, с целью провести операцию в возможно асептических условиях, пришлось все время идти через рубцовые ткани, почка была фиксирована и совсем не вывихивалась; на ножку почки наложен зажим, почка удалена внекапсулярно; кровотечение из ножки было довольно жесткое, наложить клемы и перевязать сосуды не удалось; кровотечение было остановлено только тугой тампонадой; вся операция длилась 16 м.; на разрезе небольшая цирротическая почка — nephritis cicatrican suppurativa(perinephritis). 10. Огромный паранефрит. Удалена почка en bloc; рана промыта крепким раствором перекиси водорода; иодоформенный тампон, дренаж, оставлены зажимы a demeure; 18 м. 11. Травматический разрыв уретры, с переломом костей таза; предварительно наложен надлобковый свищ: разрезом на промежности выделены разошедшиеся концы уретры и сшиты между собой: шов наглухо с тонким дренажем в рану. Интересно, что в этом случае кровотечения из уретры не было; было сильное растяжение мочевого пузыря и огромная перивезикальная гематома.

Один раз я присутствовал на обходе проф. Marion палат женского отделения. Большинство почечных больных с почками, оперированных или готовящихся к операции. Перевязки больным делаются в палатах, при чем снимание швов, все перевязки включительно до наложения бинта профессор Marion делает сам. И как такое отношение к больному не похоже на то, что нам сообщал приват-доцент Юдин относительно американского хирурга Cril (см. Нов. Хир. Архив, № 47, 1927).

На мой взгляд сравнение этих двух хирургов с точки зрения отношения к больному будет не в пользу Cril. За проф. Marion на колесиках катается столик с перевязочным материалом и инструментами; здесь же по особому журналу ординатор читает истории болезни с протоколами исследований; проф. Marion эти данные дополняет и исправляет и только тогда ставится диагноз; при чем в большинстве случаев (было много больных с гематуриями) диагноз ставился с большими оговорками. Все это делается быстро, с короткими беглыми пояснениями. Диагностика базируется главным образом на исследовании химизма мочи, которое производится по строго установленному плану; к фенолфталеиновой пробе проф. Marion относится довольно скептически; по этому вопросу он выступал с критическим докладом на заседании Парижского Урологического Общества, на котором как раз я присутствовал. Химический анализ дополняется микро-бактериологическими исследованиями, рентгеном и пиелографией.


В определенные дни проф. Marion ведет поликлинический прием больных для врачей; число больных сравнительно небольшое; разбор очень поверхностный, беглый: 5—6 цистоскопий; слизистая пузыря кокаинизируется 5% раствором кокаина; катетеризаций мочеточников не видел ни разу. Чего-либо особенно интересного ни в приемах исследования, ни в характере заболевания на этих приемах я не видел. Оригинальным показался мне метод лечения недержания мочи (enuresis nocturna) путем впрыскивания через промежность в шейку пузыря 50—80 куб. см горячего солевого раствора с добавлением 1 кубика 1% раствора кокаина. Врачей на этих амбулаториях присутствовало человек 30. Кроме операций, обхода больных, поликлинического приема, проф. Marion читает врачам систематический курс лекций. Я прослушал 3 лекции: первая — о камнях почки.

Проф. Marion противник морфия при почечных коликах калькулезного происхождения, ибо он ослабляет перистальтику лоханки и мочеточника и тем затрудняет продвигание и выход камня. Для лечения болей и самопроизвольного выхождения камня рекомендует препараты белладонны и катетеризацию мочеточника. Пилюли белладонны больные могут всегда носить с собою в кармане.

Проф. Marion противник морфия при почечных коликах калькулезного происхождения, ибо он ослабляет перистальтику лоханки и мочеточника и тем затрудняет продвигание и выход камня. Для лечения болей и самопроизвольного выхождения камня рекомендует препараты белладонны и катетеризацию мочеточника. Пилюли белладонны больные могут всегда носить с собою в кармане.

Оставление зажимов а demeure на сосудистой ножке почки в 3 случаях и один раз остановка кровотечения из сосудистой ножки тугой тампонадой на 7 нефректомий не могут быть отнесены в плюс оперативной технике и не такому первоклассному хирургу, каким является проф. Marion. Техника операций на почках в клинике проф. Marion разработана до совершенства и это не удивительно, если по заявлению одного из ассистентов в клинике ежегодно делается до 400 операций на почках; почечные больные широким потоком стекаются в клинику проф. Marion, привлекаемые громким именем уролога-оператора, каковым заслуженно пользуется проф. Marion.

Мнение.

Заканчивая описание своих впечатлений, вынесенных от посещений хирургических клиник Парижа, я бы хотел сообщить несколько общих данных, касающихся всех клиник. Прежде всего относительно доступа в клиники. Он очень прост. Вы приходите в клинику и прямо спрашиваете, где можно получить халат, а то и просто можете идти без халата. Никакого контроля и даже в некоторых клиниках простой регистрации не требуется. Это, конечно, очень приятно, ибо вы избегаете скучной процедуры представления, бесед официального характера, что, например, обязательно в Германских клиниках.

В клинике вы предоставлены самому себе, никакого руководства вам здесь не дается; интересуетесь и выбираете то, что вам надобно. Как я уже заметил выше, отношение к иностранцам врачам клиник всех рангов, за немногими исключениями, довольно сухое, на ваши вопросы дают короткие ответы и очень неохотно вступают в разговоры; общий тон разговоров вежливо-снисходительный; объясняется это вероятно тем, что все врачи страшно заняты и избалованы вниманием со стороны иностранцев. Единственное исключение, как я уже сказал выше, делается для американцев, отношение к которым во всех клиниках самое предупредительное и внимательное.


Несколько слов относительно лекций. Интересуясь вопросами о том, какого характера лекции читаются в Париже, я прослушал 9 клинических лекций (о них я писал выше) и 4 по теоретическому курсу. З по хирургической патологии и 1 по топографической анатомии. Первые


2 лекции по хирургической патологии прочитал проф. Cordinot: одна была посвящена вопросу о воспалениях и новообразованиях молочной железы, вторая специально о раке и саркоме молочной железы. В обеих лекциях была довольно подробно изложена патолого-анатомическая картина и клинические формы страдания. Проф. Mondor (совсем молодой человек) с большим подъемом прочитал часовую лекцию об ущемленных грыжах. По содержанию все три лекции были чисто студенческого типа, сообщались самые обычные данные и по преимуществу практического значения; все лекции носили часто теоретический, я бы сказал, книжный характер: ни рисунков, ни больных, ни препаратов на лекциях выставлено не было. По изложению - лекции были прочитаны блестяще: живо, четко, ясно, с большим подъемом. По топографической анатомии я прослушал лекцию проф. Olivier об анатомии и топографии центральной нервной системы. Изложение чисто конспективное, краткое: в большинстве случаев дело ограничивалось одним перечнем названий различных анатомических отделов мозга. Словом, всю анатомию мозга с поверхности, основания и на различных разрезах с кранио- церебральной топографией лектор уместил в 45 мин.; рябило в глазах от цветных рисунков, которые, кстати сказать, диктор перерисовывал на доску с книги, которую держал перед собой; слух переутомлялся от массы терминов и названий и, мне кажется, у слушателей (студентов и врачей) осталось немного от этой калейдоскопической лекции. У меня, по крайней мере, от прослушанной лекции остался один туман в голове. По форме лекция вышла также довольно утомительной. Между прочим проф. Olivier предложил оригинальную схему кранно-церебральной топографии, с которой я, по крайней мере, не был знаком. Суть ее в следующем. Если восстановить вертикаль от наружного слухового прохода кверху в направлении стреловидного шва, то конец ее упрется в брегму; на 10 см кзади от точки пересечения этой вертикали с брегмой будет находиться верхний конец Ролландовой борозды, а на расстоянии 7 см. от начала этой вертикали, т.е. от верхнего края наружного слухового прохода, будет ее начало. Описанные теоретические лекции читаются в большом и малом амфитеатрах главного медицинского корпуса; доступ в них совершенно свободный: может заходить и слушать лекции кто угодно. Слушателей довольно много; читаются лекции в послеобеденные часы. В общем как от клинических, так и от теоретических лекций у меня осталась неудовлетворенность; они читаются или сухо отвлеченно или наоборот поверхностно калейдоскопически; во всяком случае все они были мало демонстративны и, я думаю, содержание их мало укладывалось в памяти. Как лекторы, французы блестящи; яркость, образность наложения дает возможность слушать их с удовольствием, без всякого напряжения.


Своеобразное впечатление выносится от заседаний научных обществ; и был на двух: на заседании Урологического О-ва, происходившего в клинике проф. Legueu и на заседании Парижского Хирургического О-ва, проводившего в собственном помещении О-ва, построенного для О-ва одним частным лицом на rue de Seine, 12. Доклады читаются по тетрадкам; длятся не более 10-15 мин. Содержание докладов обычно сообщение о случаях, без литературных данных, без препаратов и демонстраций, при чем большинство присутствующих членов О-ва обычно занято разговорами и мало слушают докладчиков; разговаривают довольно громко, в зале стоит шум, который на минуту обрывается резким звонком председателя, призывающим к тишине, и затем снова возобновляется; в прениях выступают немного; большинство докладов проходит без прений; выступающие в прениях обычно добавляют к сообщенным докладчиком наблюдениям свои случаи. Число докладов 5-8. Для действительных членов Хирургического О-ва имеются специальные устроенные для них столики; имеется для них и отдельный вход. Гости скромно сидят по стенам или на скамьях, если заседание происходит в аудитории. На заседании Хир. О-ва было около 100 человек, членов и гостей.

Германия-Франция?


Итак, в бытность свою в Париже и посетил 11 клинических учреждений и видел 86 операций.

Общее впечатление, вынесенное мною от клиник, следующее: в смысле организации клинической хирургии, начиная со здания, лабораторий, оборудования операционных, французские клиники значительно беднее немецких; большинство из них - чисто больничного типа по организации и укладу: все клиники размещены в городских больницах.

Высшим лицом в хозяйственно-административном отношении является директор клиники, каковым может быть и не врач (как, например, в госпитале Salpetriere). Материал клинический количественно меньше и качественно несравненно менее интересен, чем в Германии; доминирует главным образом брюшная хирургия. На 86 операций было: 60 лапаротомий, т.е. около 70%, из коих было 27 аппендицитов, и 11 гинекологических операций.

Из всех виденных мною операций не видел ни одной, которая бы представляла особый казуистический интерес, тогда как у больших хирургов в Германии почти за каждое посещение я видел что-нибудь особенное, необычное. В общих хирургических клиниках я не видел ни одной операции (если не считать одной мелкой) на конечностях, я вообще не видел ни одной костной операции: за время всех своих посещений я не видел также ни одной гнойной операции. Количество, диапозон и разнообразие операций, виденных мною в Германии, стоит неизмеримо выше и ценнее.

В большинстве клиник Парижа за день приходилось видеть 3-4 операции; тогда как в Германских клиниках среднее число операций вращалось около 10-12; объясняется это вероятно тем, что в Германских центрах количество больниц сравнительно меньше, но за то они больше, грандиознее; например, у Sauerbrucha в Мюнхене число кроватей в заведуемой им клинике около 400, y Biera - 350, тогда как в Париже я не слыхал цифры более 200; а многие хирурги работают в лечебнице на 75-100 кроватей.


Несколько слов вообще относительно виденных мною хирургов Парижа, или вернее Франции, ибо Франция - это Париж. В каждом большом городе Германии доминирует какой-нибудь одни авторитет, заявивший себя работами в какой-либо специальной области или вообще имеющий мировую известность. В Берлине вы идете к Віегу, в Мюнхене к Sauerbruchy, в Лейпциге к Рауrу и т.д. В Париже нет таких имен, которые бы так ярко выделялись из общего уровня. Как я уже сказал выше, там почти все хирурги одинаково прекрасно работают и оттеняются один от другого только деталями - такое впечатление осталось по крайней мере, у меня от беглого знакомства с ними.

Индивидуальная работа французских хирургов, в смысле оперативного искусства, стоит значительно выше, чем в Германии. За немногими исключениями, все виденные мною в Париже хирурги оперируют прекрасно; это характерно для французских хирургов. Но редко поднимаются споры о том, что-хирургия: наука или искусство. Конечно, хирургия есть наука, поскольку она изучает свойственными ей методами известную болезнь, как определенное биологическое явление и базирует свой исследования на точных научных основаниях. Но она и есть искусство. Нужно оперировать правильно, нужно оперировать анатомично, но можно оперировать и красиво, в смысле уверенности, плавности движений, их быстроты, ритма. Если с понятием об искусстве неотъемлемо связывается понятие о красоте, то можно говорить об искусстве и красоте операций и образцы такой красоты и видел в Париже столько, как нигде.

Прочитавшие мои записки, видели с какой быстротой оперируют Французские хирурга. Это качество их работы несомненно лежит в особенностях нервно-мышечной конституции, которая свойственна французам, как нация: лежит в их резко выраженной эмоциональной натуре. Французы все делают быстро-быстро ходят, говорит, работают и... оперируют; это просто естественный ритм их всей жизни.


„Не в пыли библиотек изучается искусство оперировать, а в живой книге жизни" сказал Жан Луи-Фор в блестящей речи при открытии XXXV конгресса французских хирургов.

Своеобразный, но в значительной степени правильный афоризм. Эрудиция, широкая научная база — основные предпосылки работы хирургов, без них работа хирургов превращается в скучное ремесло; но одних этих качеств недостаточно для правильной эволюции. Есть одна опасность, которая легко может стать на пути эволюции каждого хирурга — это крайняя индивидуализация, переходящая иногда в сомнение, доктринерство и нет ничего печальнее образа такого самодовлеющего хирурга, а этой болезнью, именуемой гипертрофией личности, страдают многие хирурги. Каждый хирург должен иметь правильную самооценку; вредно себя недооценить, но опасно себя переоценивать; и вот, нигде так ясно не происходит эта правильная самооценка, как при непосредственном наблюдении работы другого хирурга. Известно, как часто литературный облик хирурга, поскольку он отражается в его научных работах, резко разнится от того, каким видишь его в работе. И это вполне понятно. Работа хирурга включает в себе столько особенностей, касающихся его обращения с инструментами, отношения к тканям при операции, подхода к постановке диагноза, показаний к операциям, отношения к больному в послеоперационном периоде, его организаторских способностей, дисциплины, — все это такие черты, которые ни в какой мере не могут найти себе отражения в его литературных произведениях; в них мы видим только конечный стадий этой сложной работы, в котором нередко много сглажено, выравнено, но не видим самого процесса ее, всегда сложного и индивидуально различного. И вот, наблюдая жизнь учреждения и работу его руководителей в самом ее процессе, сверяя со своей работой, ясно видишь и сознаешь как недочеты своей работы, так и ее положительные стороны. В повседневной работе легко создаются навык, привычки к излюбленным приемам оперирования, к известным методам операции; с ними легче работать, жизнь и работа катится, как на мягких рессорах, но эти навыки убаюкивают мысль... И вот, чтобы стряхнуть с себя гипноз этих навыков, нужно время от времени проветривать себя живым духом свежих впечатлений, получаемых от работы другого хирурга. В этом отношении я придаю огромное значение подобным поездкам, которые я имел и описал; я уже не говорю о том высоком умственном наслаждении, которое я получил, созерцая работу виденных мною корифеев хирургии.