Памяти Листера

Проф. Н. Н. Петров.

Вестник хирургии и пограничных областей 1927

Вчера минуло 100 лет со дня рождения Листера. Преобразованная его идеями хирургия, с справедливой гордостью оглядываясь на свои успехи, видит у своего поворотного рубежа спокойную высокую фигуру с типичным английским лицом, обрамленным импонирующими седыми волосами.

Не только научно-практическое творчество Листера, но вся его жизнь, его отношение к себе самому и к другим людям заслуживают непреходящего почтительного изумления.

В отличие от своего великого современника и вдохновителя Пастера, он не был страстным научным бойцом, беспрерывно отыскивающим и поражающих своих идейных противников. Он смело и твердо шел вперед, осуществляя дело своей жизни - профилактику раневых инфекций. Клеветы и нападки не выводили его из равновесия, он искал не славы, а только правду и, достигнув через правду вершин славы, выражал, говоря его собственными словами, „неодолимое отвращение говорить о самом себе".

Листер родился 5/IV 1827 г. в семье богатого виноторговца, интересовавшегося в качестве побочного дела оптикой и изготовлявшего хорошие по тому времени микроскопы. Благодаря этому обстоятельству молодой Джозеф Листер с ранних лет получил возможность посвятить себя естественным наукам. Кроме этого, влияние семьи выразилось в религиозном воспитании в духе строгих представлений о долге и самоограничении.

Медицину он изучал в Лондоне, где оставался и после окончания курса, занимаясь в течение нескольких лет основными биологическими наукам - гистологией и физиологией; за это время им написаны работы о строении радужной оболочки, кожи, мышечных и нервных волокон, о свертывании крови, скисании молока и др.

Собственно хирургическая карьера Листера окончательно определилась в 1853 г. когда он поступил ординатором к Syme'y в Эдинбурге, где проработал семь лет, а в 1860 г. попал профессором хирургии в Глазго. Через 9 лет он перешел на ту же должность в Эдинбург, а с 1877 занял кафедру в King's College в Лондоне. Уже через 5 лет, т. е. в 1883, на основании закона о предельном возрасте Листер ушел в отставку и с тех пор отошел от практической хирургии, но жил он еще долго и умер в 1912 г. 85-ти лет от роду в Лондоне.

Уже на первой самостоятельной хирургической должности в Глазго в старой городской больнице с зловонным хирургическим отделением началась революционизировавшая хирургию деятельность Листера; здесь были впервые осуществлены и проверены на деле его идеи, которые он защищал одним только оружием строго правдивых фактов без всякой прикраски и полемического задора. Вот рассказ об этих идеях и об их применении к делу в изложении самого Листера - в одной из его речей, сказанных почти через сорок лет после самых событий.

Цитирую по книге Мечникова: «Основатели современной медицины». Госиздат 1926 стр. 35-37.

Ничто не поражало так в прежние времена при хирургических операциях, как разница в течении ран, смотря по тому, была ли повреждена кожа, или нет. В случаях, когда кости голени бывали сломаны, а кожа оставалась целою, хирург ограничивался наложением необходимого аппарата, заботясь лишь о том, чтобы сломанные части оставались в надлежащим положении, не обращая внимания на степень повреждения костей и окружающих их частей. Но чуть только сломанные кости приходили в прикосновение с внешней средой через посредство открытой раны, то даже в случаях, повидимому неважных, такой, так называемый, осложненный перелом принимал опасный характер».

В чем могла заключаться причина такого поразительного различия? Было ясно, что она зависела от обнажения поранения. Одно из главных последствий этого состояла в дурном запахе, который указывал на загнивание крови, превратившейся в очень едкое и ядовитое вещество». «Целый ряд соображений привёл меня к выводу, что гниение является опасным врагом хирурга; я боролся, как мог, чтобы ослабить его соблюдением тщательных мер чистоты и употреблением примочек, уничтожающих дурной запах; но нельзя было рассчитывать на получение хороших результатов при этом, особенно в виду того, что, по примеру Либиха, я думал, что главная причина зла зависит от кислорода воздуха». «Но когда Пастер показал, что гниение обусловливается бродилом, состоящим из бактерий, неспособных зародиться самопроизвольно в загнивающем веществе, то весь вопрос совершенно изменился. Сделалось очевидным, что, если бы стало возможным лечить раны каким-нибудь веществом, безвредным для тканей человека, но губительным для микробов, попавших в рану, и способным помешать их проникновению снаружи, то гниение было бы предотвращено, несмотря на присутствие кислорода воздуха в ране.

Узнав, что карболовая кислота отличается замечательным свойством устранять дурной запах сточных вод, я решил попробовать её для лечения сложных переломов. Мой товарищ, профессор химии глазговского университета Андерсон, добыл мне немного этого вещества, служившего до того времени лабораторной новинкой. Приложив его в неизменном виде на рану с приспособлением для возобновления повязки, я был обрадован, увидя, что рано излечивалась так же легко, как простой перелом, и к тому же кожа оставалась не повреждённой». «Неразбавленная карболовая кислота очень едка. Её можно было ещё употреблять при сложных переломах, когда потеря некоторой части тканей маловажна сравнительно с ужасной опасностью, которую она способна устранить; но от неё должно было отказаться при лечении ран, сделанных хирургом. Вскоре, однако же, оказалось, что карболовая кислота, разбавленная в воде, столь же действительна, как и неразбавленная. Так как при этом она теряет свои едкие свойства, то ее можно было употреблять при операциях. При тогдашнем состоянии наших сведений нужно было, главным образом, достигнуть двоякой цели: во-первых, оперировать таким образом, чтобы по окончанию операции рана не заключала живых микробов, а во-вторых наложить повязку, способную помешать проникновению других живых бактерий».

«Мой способ применения противозаразной повязки, несмотря на его неразработанность, произвёл удивительную перемену в моих палатах Королевской глазговской больницы. Эти палаты, слывшие за самые опасные во всем королевстве, сделались вскоре лучшими на всем свете в то время когда другие палаты той же больницы, отделенные только коридором от моих, но в которых применяли прежние способы лечения ран, оставались заражёнными». «Не менее поразительна была перемена в других больницах. Так, например, в большом мюнхенском «Allgemeines Krankenhaus» госпитальный антонов огонь из года в год дошел до таких размеров, что им заболевало до 80 процентов больных. Нужно отдать долг памяти Нуссбаума, который в то время был во главе этой больницы: он принял всевозможные меры, чтобы остановить бедствие. Отчаявшись, управление вознамерилось разрушить здание с тем, что бы потом его выстроить снова, но Нуссбаум предпочел командировать своего главного сотрудника Линдпайнтера в Эдинбург, где я в то время занимал кафедру клинической хирургии, чтобы изучить во всех подробностях мою методу, которую мы тогда уже ввели у себя. Наш способ был применен в немецкой больнице, после чего госпитальный антонов огонь прекратился окончательно. Смертельное гнойное поражение (пиэмия), ровно как рожистое воспаление не замедлили исчезнуть»

Таков рассказ Листера.

Основные статьи его, перевернувшие хирургию, озаглавленные: “О новом способе лечения осложненных переломов, абсцессов и “Об антисептическом принципе в хирургической практике”, “О систематическом применении антисептического способа лечения в хирургии”, изложены в журналах - Lancet за 1867 г., British' med. Journal за 1868г., т.е., когда Листеру было 40 лет.

Разумеется зависть и недоброжелательство не миновали великого реформатора. Главным образом его соотечественники: Simpson, Morton, Savory и др. сопротивлялись признанию плодотворности новых идей. Одни отрицали микробную натуру нагноений, другие утверждали, что применение карболовой кислоты заимствовано Листером у французов, третьи прямо называли всю систему антисептики величайшим хирургическим сумасбродством XIX века.

Но сила истины до такой степени была на стороне Листера, что он не нуждался в полемических выступлениях и не прибегал к ним; а через 25 лет, когда никто уже не оспаривал ни ценности его идей, ни принадлежности их именно ему, а  не кому либо  другому, сам Листер на юбилее Пастера сказал ему (Цитирую по статье профессора Турнера): "Ваши открытия в сфере брожения бросили луч света, которые прояснил убийственную тьму хирургии и передал лечение ран эмпирическое, неопределённое и часто губительное в способ научный и благодетельный. Благодаря вам в хирургии произошёл переворот, который лишил её ужасов и почти бесконечно расширил её пределы". В этих словах: Листера сказалось все его величие его скромности: он уступал своему научному вдохновителю славу законченного дела своей жизни.

Глядя теперь, в исторической перспективе, на развитие хирургии после Листера, мы видим, что умерли все сложные частности первоначальной Листеровской антисептики - и карболовая кислота и протектив и spray, но живет и совершенствуется его основное открытие, его гениальная интуиция - его учение о зависимости раневых болезней от попадающих в рану бактерий и о необходимости борьбы с этими бактериями всевозможными путями: 1) недопущением их в рану, 2) удалением оттуда их продуктов, 3) химическими воздействиями.

Разница между Листером и его современниками и предшественниками, начиная с Гиппократа, который уже заботился о чистоте при операциях и даже кипятил воду, чтобы избежать гноения, до Semmelweiss'a достигшего изумительных результатов в акушерстве заботой о тщательный очистке рук, до Lawson-Tait'a, получившего, благодаря чистоте, хорошие результаты при овариотомиях, до Burow'a, представившего большую серию гладко заживших ампутаций с помощью открытого лечения, до Lemaire'a введшего в практику карболовую кислоту, до Guérin'а, не допускавшего бактерий в раны из воздуха с помощью толстой ватной повязки, и многих других - разница эта все же огромная - у всех перечисленных мастеров своего дела были верные предчувствия и верные мысли, но не было стройной, до конца продуманной и до мелочей осуществленной системы, покоящейся на твердо установленных научных фактах - а именно, это и было у Листера и это и поставило его на рубеж двух эпох хирургии - прежней эмпирической и новой научной, прежней, шедшей ощупью, и новой, идущей с открытыми глазами.

Систематическое дренирование ран, замена плохо отсасывающей корпии надежной гигроскопической марлей, введение в практику рассасывающегося кэтгута вместо исключительно применявшихся раньше нерассасывающагося нитей — вот драгоценные добавления Листера к его стройной антисептической системе, и все это, вместе взятое, незыблемо закрепило за Листером его славу отца современной хирургии.

Технические возможности, переданные им своему детищу, почти неограничены и после него еще далеко раздвинуты работой последующих поколений, но сам он со своим проникновенным умом и сдержанной, глубоко-человеколюбивой натурой никогда не был виртуозом оперативной техники и не расширял своих оперативных показаний далее тех пределов, где надежда на пользу для больного казалось ему строго обоснованной и в высокой степени вероятной. Короче говоря, он не увлекался созданными им самим возможностями в область оперативного эксперимента.

Он строил и построил прочное и обширнейшее здание, служащее с тех пор островом спасения для миллионов больных, но не гнался за надстройкой к этому зданию изящных, но головокружительно-ненадёжных балконов.

Многогранны и бесконечно разнообразны особенности человеческого гения.

Не только научное творчество Листера, но весь его подход к людям и к самому себе в высокой степени поучителен для нас, его наследников. Среди нас есть и будут люди, по душевному складу родственные Листеру; есть и будут выдающиеся, исключительно одарённые хирурги с другими драгоценными качествами. Те и другие найдут в сокровищницах Листер'ова ума и Листер'овой души немало надо чем задуматься, что перечувствовать.

Вспоминая его сегодня будем приветствовать объективно научную критику, отойдём от закулисной полемики, оценим друг друга и пойдём нашими разными путями к одинаково дорогой для всех целей — завоеванию человеческого счастья, к той цели, которой так плодотворно шёл и так приблизил нас всех Листер.